Курсант. Назад в СССР 12
Шрифт:
До нужного дома добрались за пять минут. Можно было бы доехать еще быстрее, но нашу черную «Волгу» то норовили поклевать гуси, то пыталась остановить свора деревенских собачонок, чуть ли не бросавшихся под колеса с восторженным лаем хозяев этой слободы. Еще под колеса пытался попасть велосипедист на стареньком «Урале». Он ехал посреди дороги с бидоном на руле и тремя деревянными удочками, привязанными к раме, и никуда не намеревался сворачивать. Даже в ответ на звонкий сигнал моего клаксона он и ухом не
– Да это Митрич, – возвестил Сема. – Он глухой и всегда посередь дороги ездит. Чтобы его издалека видно было и не сшибли ненароком.
Митрича удалось обогнать, лишь когда улица чуть раздвинулась, и гуси с собаками отпустили «Волгу».
Подкатили к старому дому на окраине деревни. Среди других он выделялся потемневшим и потрескавшимся от времени лиственным срубом, неоштукатуренным снаружи. Чернеющая крыша и покосившаяся труба делали дом похожим на заброшенный, и только бледный цветок на окне, разметавший в отчаянной тяге к жизни свои отростки по подоконнику, свидетельствовал о том, что внутри кто-то все-таки живет.
Машина, сдавленно скрипнув тормозами, остановилась перед редкой изгородью из березовых палок, за которыми просматривалось приземистое, вросшее в землю крыльцо, со ступеньками, из щелей которых пробивался мох.
– Приехали! – возвестил Сема.
На заросшем травостоем огороде торчало пугало, изготовленное из ватника и старой кроличьей шапки. Морда сделана из мешка, набитого соломой, один глаз-пуговица отвалился. Шапка выгорела, а мех слежался под действием осадков и солнца.
– Ух, какое чучело страшное, – поежилась Люська и попыталась прижаться ко мне. – Смотрит своим глазом, будто живое… На Вия похоже…
Пока Люська глазела по сторонам и охала, я незаметно шепнул Семе:
– Жди нас здесь, мы сейчас в дом войдем, после я Люську постараюсь на улицу сплавить, мол, наедине с коллегой-писателем переговорить надо. Тут ты ее хватай и веди к себе…
– Зачем к себе? – мечтательно осклабился Кондейкин. – У меня маман дома, мы лучше на сеновал пойдем. Только за поллитрой заскочим.
– Не надо никуда заскакивать, вот, держи, – я всучил Семе бутылку коньяка.
– О-о! От души! Андрей Григорьевич!
– Тихо ты! Не называй меня по имени.
Кондейкин запоздало захлопнул рот и жестом изобразил застежку-молнию на губах.
– Силя! Ты дома? – барабанила уже в дверь Люська.
В ответ тишина. Спутница подергала ручку. Заперто.
– Может, дома нет? – растерянно пожала она плечами, виновато оглядываясь на меня.
Я разглядел, что скоба для навешивания замка свободно болтается на косяке, значит, заперто изнутри.
Тогда я поднялся по ступенькам, Люська посторонилась, пропуская меня вперед. Дернул ручку – и чуть не завалился. Дверь вдруг легко поддалась, открывая проход в полумрак
– Странно, – округлила глаза спутница. – Только что закрыто было…
Она вытянула толстую шею, пытаясь заглянуть внутрь, но шагнуть вперед почему-то не решалась.
– Темно, как в могиле, прости господи, – прошептала она. – Белый день на дворе, а внутри – хоть глаз выколи…
– Но кто-то же нам открыл, – нахмурился я, разглядывая крючок, что болтался изнутри дверного проема.
– Силь… А Силь… – пролепетала спутница. – Это я, Людмилка Агапова. – Ты тута?
И снова в ответ тишина.
– Может, его убили? – прикрыла рот ладошкой Люська, будто сама испугалась своих слов.
– Что ты там такое каркаешь? – выглядывал из-за ее спины Сема, он не выдержал и тоже подошел к нам.
– Сейчас проверим, – распорядился я. – Стойте здесь.
Я шагнул внутрь, незаметно расстегнув под распущенной рубахой кобуру. Рука привычно легла на пояс, где висел пистолет. Черный зев дома проглотил меня, мрак окутал – ни зги не видно.
Напоминавшие плотную мешковину шторы задернуты наглухо, еще и ставни некоторых окон прикрыты.
Я сделал на ощупь несколько шагов, шаря рукой по стене в поисках выключателя, как вдруг почувствовал, что в меня уперлось что-то твердое. Даже через рубаху я ощутил холодок стали. Мне в грудь упирался ствол.
Глава 4
– Стой, а не то пальну! – раздался глухой голос из темноты.
Первой мыслью было отбить ствол в сторону и одновременно уйти вбок с линии огня. Но в распахнутую за моей спиной дверь пробился свет, и я разглядел силуэт человека с ружьем в руках. Похоже, это хозяин дома встречает так непрошеных гостей.
Я мигом подавил в себе «шерифа» и, притворившись мирным жителем, как в игре «Мафия», пробормотал, добавив в голос наигранного испуга:
– Сильвестр Велиарович, не стреляйте! Я не ворюга, я ваш коллега из города. Начинающий писатель.
– Врешь! – буркнул тот в ответ, отступив на шаг назад. – Начинающие на черных «Волгах» не ездят.
– Я не профессионал, я только учусь, а пока на заводе работаю. Уберите ружьишко, пожалуйста, я к вам за консультацией. По литературным делам, так сказать…
Прежде чем задержать Ковригина, мне хотелось с ним переговорить, и желательно – под маской человека гражданского и далекого от расследований. Понять – чем он дышит и чем живет. На допросе он может закрыться, а тут, в непринужденной обстановке, может, что-то и выведаю полезного. Хотя обстановочка-таки далека от дружеской, но все можно решить переговорами.
Щелкнул выключатель, и комнату наполнил свет. Ковригин опустил ружье, за моей спиной уже показались испуганные рожи Люськи и Семы.