Курсанты. Путь к звёздам
Шрифт:
В этом просвете с перистыми облаками меж всего серого месива, прямо над головой Таранова летела одинокая утка. Она упорно преодолевала свою дистанцию равномерными взмахами крыльев. Где-то, далеко впереди виднелись хвосты ее сородичей, стремящихся на юг, к теплу. Нестройная утиная песня с протяжным, улетающим крякающим «А-а-а» влекла за собой в небо. Догонит она своих или усталость лишит бедную птицу права быть вместе со стаей? Встретит она небесного хищника или судьба благоволит её природе? А, может, охотник подстрелит дичь и накормит мясом свою семью? Сколько вопросов на одну утиную жизнь, и ни одного точного ответа? Почему?
Эта осень запомнилась важным событием, которое ждали, к которому готовились, начиная с 7 сентября. В первые дни после отпуска прошуршала среди курсантов фраза из годового плана мероприятий: «В ноябре будет парад, в нем предстоит участвовать личному составу не только четвертого дивизиона, но и всего училища».
Нет ничего необычного в строевом шаге, и ходить под барабан мальчики начинают в детстве. Все пешком ходили под стол, кто-то пионером маршировал по школе, кто-то в суворовском училище изучал строевую подготовку. Муля, например, вместе с другими кадетами делал из строевых занятий шоу, где особенно ярко у него получались приемы с оружием. Он так лихо показывал элементы «На караул!», что все невольно восхищались его скоростью, четкостью, слаженностью, фиксацией известных каждому движений.
С курса молодого бойца курсанты начали систематически заниматься строевой подготовкой, по которой ставилась оценка, и решалось заурядное – «быть увольнению или не быть». С поступлением на первый курс и регулярными построениями с оркестром, появилось чувство локтя, умение перестраиваться в колонну и шеренгу, чеканить шаг. У большинства курсантов этот «гамлетовский» вопрос держался нерешенным до тех пор, пока не пришло умение держать равнение и управлять подразделением на марше, а с ними понимание важности армейского строя.
«Вся осень – на плацу!», «Плац – наш дом родной!», «Выше ногу, курсант!» – Такие заголовки появлялись в боевых листках и стенгазете круглый год, а этой осенью они встречались чаще, чем увольнения в субботу.
Началось все в день рождения Марка, который был отмечен общим построением дивизиона 7 сентября. «Так меня еще никогда не поздравляли», – улыбался именинник, с наивной надеждой, что комдив ему лично пожмет руку, как отличнику боевой и политической подготовки. Не тут то было. Возвысившись на трибуне, Пуп нечленораздельно пробубнил в своем стиле «пу-уп, пе-пе, пап!» Командиры батарей и взводов, как ни странно, его поняли, а, может быть, уже знали невнятно озвученную задачу. Перестроили своих подчиненных в одну шеренгу, и дали команду рассчитаться на четырнадцать.
Такого прежде никогда не было. Рассчитывались «на три» при поступлении в училище, и попали каждый в свою батарею. Там их развели «на четыре» и сформировали группы и взвода. «Рассчитайсь на первый, второй!» – звучало каждый день при построениях, а тут – 14!
Оказалось, что 12 человек по фронту (плюс два курсанта – «запасные»), и десять таких шеренг – это требование к парадной коробке. Коробок должно быть три, по числу участвующих в параде подразделений. Впереди – знаменная группа и командиры.
Всем курсантам обновили форму одежды, чтобы на параде они выглядели безукоризненно. Но Марка эта чаша миновала. Ему повезло, как деду Щукарю, что говорил «головка тыковкой да лицо сытенькое, генералом будет». И правда, у него голова очень походила на шишку, как у гашековских героев, и фуражку он носил необычайно маленькую – 53 размера. На складах такого размера не нашлось, и приходилось Марку подкладывать бумагу, газеты и даже глянцевый журнал «Огонек» для того, чтобы фуражка не слетала с головы. Но все равно, она сидела на нем, как на корове седло.
Приезжает он в свой первый отпуск, а показатель лихости и благородства на его голове совсем не держится. Приходит в центральный экспериментальный пошивочный комбинат и предъявляет свою голову. Девушки пошивочного цеха за 5 рублей 50 копеек сшили ему головной убор под размер тыковки. Причем не простую фуражку, а генеральскую – с лаковым козырьком и бархатным околышем.
«Идеальная фуражка! – говорил о ней Марк. – Она настолько красивая, что все ею любуются. И настолько уникальна, что никто не может ее надеть на свою большую голову. Не Муха с 59 размером, не Слон с 58-ым, не остальные курсанты и офицеры, чьи размеры в основном от 55-го до 57-го. Это фуражка, которая гордо стоит на своем месте у вешалки. И никто ее не берет».
Да и сам он брал её не часто, так как редко попадал в увольнения на первом и втором курсах, пока не справился с проблемами по физической подготовке. В этой фуражке Марк ходил все оставшиеся до выпуска годы, невзирая на регулярные замечания патруля за неуставную форму одежды. Он гордо снимал перед проверяющими фуражку и предлагал примерить. Марка отпускали, и он шел дальше удовлетворенный и довольный собой.
Таранов со своим ростом не попал в первую шеренгу. Не дорос. Там величественно шествовали Слон, Дэн и Сэм вместе с великанами из других подразделений. Ему вместе с Марком пришлось шагать далеко в глубине, где совсем не видно, если фотографировать или показывать курсантов по телевизору. Поначалу он переживал, мечтал подойти к взводному и встать правофланговым в своей шеренге. Но офицеры были неумолимы при расстановке подчиненных.
«На правый фланг попадают отличники и любимчики» – смеялся Генка, а он, как член спортивной сборной училища по военному многоборью, выпал полностью из строевой подготовки к параду. Но теперь чаще остальных сержантов ходил в наряды по батарее, так как на масштабные тренировки частей Ленинградского военного гарнизона, где отрабатывалась общая слаженность парадных расчетов, увозили практически всех курсантов.
В родных стенах училища, независимо от погодных условий, они ежедневно выстраивались по периметру плаца на расстоянии двух метров друг от друга по специально начерченным белой краской квадратам. Шагали гуськом, по одному, под звук большого барабана, а если барабана по какой-то причине не было, то его звуки имитировал Пуп. «Трррр-Бум!» у него получалось отлично. Трудно было сдержаться от смеха, когда он глубоко набирал воздух в легкие, сам становился похож на армейский барабан, и выдыхал звук, как пародировал. Настроение поднималось тут же у всех.
Офицеры настойчиво требовали тянуть носок, поднимать ногу над землей на 15—20 сантиметров, соблюдать определенный ритм со скоростью 110—120 шагов в минуту, при равномерной длине шага сантиметров 70—80. С барабанным «Трррр-Бум!» курсанты вставали и засыпали целых два месяца, а потом еще долго вспоминали, как неудачно одетые портянки стирали им ноги, неправильно подогнанная фуражка срывалась ветром, как мокли под дождем гимнастерки, если тренировка и дождь «не находили временного консенсуса», по словам Марка.