Курсанты. Путь к звёздам
Шрифт:
Иногда на плацу случались казусы, которые развлекали или вселяли грусть, но в большинстве своем разнообразили хмурые курсантские будни при подготовке к параду.
Однажды пес, который жил у местной столовой, почувствовал тягу к армейской музыке. Особенно к ритму небольшого барабана, который выбивал дробь не только парадному расчету, но и перед встречей начальника училища с заместителем по строевой подготовке на торжественных построениях. Кобель, которого окрестили «Балбесом», за схожесть характеров с одним из взводных командиров, выбегал на плац, и шагал за Делегатом. Пёс печатал строевой шаг по-собачьи, и радостно повизгивал от внимания тысяч смеющихся глаз, устремленных на него.
Эта армейская любовь и красота недолго нежила беспородную скотину. Возмущенный непорядком Делегат распорядился убрать пса с плаца перед очередной проверкой из Москвы. Казалось бы, столица и собака лежать не могут в равных плоскостях. Однако, утром пса не нашли, не появился он в день проверки, и через неделю. По казармам прошел слух, что доброхоты помогли решению генеральской проблемы и сделали шашлык из собачьего мяса.
Но такие случаи были единичны. Чаще курсанты, сержанты и старшины под настроение радовали себя и командиров умением красиво пройти, спеть строевую песню, отдать равнение в строю. «И-и-и, раз!» – протяжно кричал чей-нибудь звонкий голос, «И два!» – отвечали хором сто человек, и разом поворачивали свои головы к трибунам. Удальство и лихость, с которыми курсанты шли, вытянув шеи, обнажив в улыбках зубы, сверкая веселыми глазами, равняясь направо, вызывало восхищение у тех, кто понимал в муштре толк.
Негласные состязания по строевой подготовке существовали со времен основания училища, но в этом году Делегат принял решение передвигаться не только по плацу, но и по всей территории исключительно строевым шагом. Курсанты роптали: утренние, дневные, порой ночные тренировки, обязательные построения и разводы, а теперь еще передвижение на занятия?! Создавалось впечатление, что из этого выпуска собираются сделать строевых офицеров и отправить командовать ритуальными взводами или в кремлевский полк, вместо бойцов у Мавзолея или Вечного огня на Красной площади.
В те дни на очередном комсомольском собрании идеализм юноши подтолкнул Таранова высказать сумасбродную идею о возможной прогулке по Невскому проспекту строевым шагом. Его тут же подняли на смех, не уловив иронии; однокашники зашикали, испугались, что еще и в увольнение придется ходить, оттягивая носок со ступней параллельно земле. А он помнил еще со школы «Юнкеров», где предпоследняя глава с проходом батальона по Тверской улице в Москве и девушками с кружевными платочками на балконах домов, его сильно впечатлила своим торжеством и сентиментальной парадностью.
Было грустно.
Никто тогда идеи не поддержал, а несколько лет спустя улыбались, вспоминая юношеское пророчество.
Таранова поражала реакция командования на строевую жизнь подчиненных. Выделялся среди командиров Делегат. Он видел, как стараются подчиненные, и придумал неуставные виды поощрений, которые вызывали непристойный хохот. Невозможно было скрыть улыбку, когда он объявлял всему строю: «большое человеческое спасибо!», «большое генеральское спасибо!» или «просто спасибо!». Это «спасибо», как разновидность поощрения подхватили некоторые офицеры и сержанты. Им в ответ неслось стройное, залихватское, и такое же неуставное: «Пожалуйста! Пошел ты…».
– Вот так, – думал курсант в строю, – одной-двумя фразами можно убить элементарное воспитание, к которому с детства приучала мама, закладывая в голову «волшебные слова». Они приобрели иной смысл и затерлись в армейской среде, как старые затертые портянки.
Можно убить словом, а можно решить дело кулаком. Однажды на ужине в столовой Марк рассказал, что знает, кто докладывает о делах в батарее непосредственно самому командиру дивизиона. Пуп, и правда, имея кабинет на третьем этаже, узнавал о делах на первом этаже быстрее, чем комбат. Чувствовалось, что есть некто, кто «сливает информацию наверх», по словам Марка.
Оказалось, все очень просто. Пуп слыл любителем зелени. Цветы в его кабинете благоухали круглый год, и напротив своего кабинета он устроил клумбу, которую регулярно окучивал Барыга. В то время, когда батарея повзводно выбегала с раннего утра на зарядку, Барыга чинно поднимался на третий этаж в соседнюю батарею, где располагался кабинет комдива, и поливал цветочки. Один из друзей Марка по литературному кружку случайно стал свидетелем разговора Барыги с комдивом, и понял, что клумба поливается не просто так. Нашептал дугу, Марк поделился информацией с Семеном, в результате о «провокаторе взвода» узнал Слон.
Встречу с разбором назначили во взводном туалете. Слон, Муля, Пучик, Дэн, Шим, Рыжий, Дым сидели на скамейке и наблюдали экзекуцию, готовые принять в ней самое непосредственное участие.
– Ну что? Понимаешь, что так нельзя?! – Слон смотрел на Барыгу, как удав на кролика, только нежнее и внимательнее, стараясь по взгляду определить степень его вины.
– Я ничего, я ничего не делаю…
– Сейчас обделаешься, – всем весом своего пудового кулака он приложил так, что Барыга влетел между двух писсуаров, и сел на мокрый пол, который Марк только что помыл, будучи дневальным по батарее. Барыга приподнял мокрый зад, и слезливо посмотрел на Слона. У него еще жила надежда улизнуть из злополучной переделки, куда он попал по своей же вине. Плутовские цыганские глаза выдавали его вину, и это понимали все, кто был в курилке.
– Ну что? Теперь понимаешь? – еще один удар не меньшей силы уложил Барыгу плашмя на мокрый кафель. Капельки крови из разбитого носа упали рядом и растеклись алыми завитушками.
– Обидно, – подумал Марк, – я мыл, мыл, а теперь вся работа насмарку…
Успокоило его только то, что после воспитательной работы Слона прекратилась волна доносов, и жить во взводе стало спокойнее.
Тешили минуты, когда на плацу звучала строевая песня, передвижение с которой бодрило всех и каждого. Во взводе и батарее был свой репертуар, который разучивали в казарме, а отрабатывали на вечерней прогулке – обязательном передвижении по периметру плаца перед сном. Похоже, что со времен первого съезда офицеров-воспитателей юнкерских училищ и кадетских корпусов в начале ХХ века, кто-то запустил мысль в сознание руководителей военных подразделений: прогулка перед сном снижает тягу к рукоблудию и полезна для здоровья.
Современные командиры не заставляли петь на ночь «Отче наш», а военные песни – пожалуйста. В каждом взводе был свой запевала. Бывало, затянет высоким звонким голосом Муля «У солдата выходной», подхватит ее хоровая группа (не зря же они репетировали в художественной самодеятельности!), а Таранову только и остается задорным пронзительным свистом поддерживать друзей.
Еще в детстве он научился свистеть без пальцев. Бегали пацаны во дворе, играли в футбол, а свистка судейского не было. Несколько дней потренировался, и все получилось. В строю руки не очень-то удобно поднимать к лицу, а техника его свиста внешне никому не заметна. Свисти на здоровье! Только воробьи шарахаются в стороны от разбойничьих переливов, да соседи рядом и в передней шеренге уши зажимают.