Курсанты. Путь к звёздам

Маркер Женя

Было обидно, все грустно вздыхали, но что в жизни не бывает? Поражения надо уметь принимать, в курсантской жизни они встречаются чаще, чем победы…

Глава XIX. Пегасов к гениям не присылают

Влюбленные дышат поэзией. Каждый вздох у них словно сонет, – говорил, как утверждал, Таранов, после просмотра художественного фильма «Романс о влюбленных».

Романтическая история о моряке и его девушке настолько взбудоражила сознание курсанта, что он начал общаться с однокашниками белым стихом. И некоторые ему часто отвечали взаимностью. Евгений Киндинов, который играл моряка, и Елена Коренева в роли его девушки, моментально стали любимыми героями, а разговор между курсантами теперь шел не иначе, как в стихотворной форме. Не у всех и всегда так получалось, но было исключительно интересно.

Когда Марк с Генкой посмотрели «Романс…», то их понесло, как и большинство. Один стал писать эпиграммы, а второй куплеты. Боевые листки и стенгазета приобрели новый стиль, в них стали чаще заглядывать курсанты и переписывать новые строчки.

– Мне муза – «ласточка», а я – ее герой! – восхищенно шептал Таранов, разговаривая по вечерам со Слоном.

С первого курса Семен складывал буквы в кучки, но называл этот процесс рифмоплетством, так как считал высокий чин поэта для себя недосягаемым. Он рифмовал свои строчки-куплеты, записывал их в блокнотик, иногда дарил девушкам на отдельном листочке, где подрисовывал розу, свечу, солнечный лучик… И постоянно думал о «ласточке», писал лично для нее, как говорил Генка «в темную», разговаривая с любимой девушкой «про себя».

Первые поэтические строчки родились в голове Таранова ещё в дошкольные времена. Как многие дети, он рифмовал всё, что видел: речка-печка, молоко-далеко, дядька-бядька. Прочитанные отцом и матерью книжки, бабушкины сказки перед сном в какой-то момент сложились у ребёнка лет семи в четверостишие:

«Жизнь – это большая сцена,И все мы – актёры – играем на ней.Каждый, кто большую, кто маленькую,роль исполняет судьбою своей…»

Тогда он еще не слышал о трагедиях и сонетах Шекспира, даже имени не знал великого поэта. Но то, что жизнь – это театр, наверное, понимал. Может быть потому, что бывал не раз на детских представлениях, видел кукольный театр, который создала мама в детском интернате. Вероятнее всего, услышал однажды мудрую мысль великого английского драматурга.

В детстве все дети успевают постоять на табуретках – декламируют стишки: басни и куплеты читают на утренниках к праздникам, развлекают взрослых на застольях. Именно так, по мнению взрослых, они приобщаются к литературе. Поэтому мама, которая первая услышала зарифмованную мысль своего чада, восприняла всё спокойно. Она посчитала, что маленький Таранов просто выучил очередное стихотворение в детском саду. Это неверие в силы сына заметно снизило его тягу к стихосложению.

Юность с первыми романтическими встречами, вздохами под кипарисами в аллеях, проводы домой девочек, вновь всколыхнули стремление к поэтическому слогу. Запоем читались А. Пушкин, М. Лермонтов, С. Есенин, Н. Асадов, Э. Багрицкий, В. Маяковский, В. Федоров. Сами запоминались строчки, шептались при луне под томные вздохи. Иногда рождалось что-то свое, читалось вслух или выбрасывалось за ненадобностью.

В школе ему преподавала литературу бесподобная Ирина Юльевна Строд, которая поощряла тягу к слову отличными оценками Таранову. Однажды она повела класс на встречу с Андреем Вознесенским. Троица мастеров-шестидесятников (А. Вознесенский, Р. Рождествеский, Е. Евтушенко), о которой им поведала любимая учительница в период изучения советской литературы, вызвала бурю эмоций, а революционный, ритмичный слог Вознесенского в кожаной куртке на сцене покорил подростка. В те, далекие школьные годы он ясно понял, что талантливые современники живут рядом, и для возведения в классики им не обязательно умирать. Планку профессионализма ему задали такую, что желание догнать или перерасти гения, у него пропало, а восхищение осталось.

В училище его стихосложение превратились в некое подспорье к суровым будням, прочно заняло свою нишу в боевых листках, стенгазетах, курсантских блокнотах и письмах домой. Таранов увлечено продолжал рисовать карикатуры, и к ним создавать эпиграммы, в подражательном стиле меняя слова в известных песнях.

Песни курсанты пели под гитару и без нее, со сцены звучал хор, а ВИА «Комиссары» демонстрировали свое мастерство на танцевальных вечерах и в самодеятельности. Все четыре курса курсанты собирались где-нибудь тесной группой и пели блатной или «белогвардейский» репертуар. Таранову и Марку нравилась «Господа юнкера, кем вы были вчера», ради которой Семен научился играть тремя аккордами на гитаре. Марк узнал, что автор этих строк Булат Окуджава, и с удовольствием декламировал его «Проводы юнкеров», «Ах, арбат, мой Арбат», «Надежды маленький оркестрик» и другие песни. Генка не оставался равнодушным от песни «Ты помнишь, поручик…» и напевал ее под нос в наряде, в строю. Все трое любили «Бери шинель, пойдем домой», и выделяли своеобразный курсантский гимн своего училища – шлягер «ГореловО» неизвестного автора, похоже, что их предшественника на пару курсов старше. В песне на мотив Юрия Визбора «Охотный ряд» задорно звучали такие строчки:

«Нажми кондуктор на тормоз, наконец!С перрона музыка доносится в окно,Слезайте, граждане, приехали, конец!!!ГореловО, ГорреловО!!!» 4

Ударение они делали на последнюю букву названия поселка и с удовольствием долго тянули «о». Очень смешно звучала песенка, исполнявшаяся крокодилом в мультфильме про «Голубой вагон». Генку им дразнили, но Рыжий крокодил подпевал вместе со всеми другие слова:

4

См.: Приложение №3

«Ядерный грибок весит, качается,Под ногами плавится песок…Ах, как жаль, что эта жизнь кончается,Вот бы протянуть ещё часок!» 5

На последнее слово в строчке: «Жми сильней на кнопку, коммунист!!!» исполнители чаще всего делали основной акцент, под общее веселье и громкий смех. Пели обычные дворовые песни, хором исполняли припев в «Овечке»:

5

См.: там же.

«Протекала речка, через речку мост.На мосту овечка, у овечки хвост»…

Повод улыбнуться находили из ничего. Как-то комбат соседнего дивизиона отпустил усы. Красиво, эффектно смотрелся капитан! Усы ему шли, несмотря на фразу: «Я ба, вам ба, дам ба, по голове, ба, заточенной под папаху!», – которую он произносил по случаю и без.

По существовавшему в ту пору уставу, усы носить не запрещалось и не предусматривалось. Таранов сам отращивал усы в десятом классе, но на первом курсе училища с ними расстался. «Разрешено то, что не запрещено» – в армии только красивая фраза, которую многие помнили после того, как заместитель начальника училища пригласил к себе строптивого офицера, и «обязал сбрить гусарскую радость», по словам Генки. В тот же вечер на прогулке батарея затянула песню, где слова курсанты по этому случаю предложили новые: