Кутузов
Шрифт:
– Такому храброму воину неприлично быть без шпаги. Возьмите мою...
Был возвращен из далекого Илимска Радищев и выпущен из Шлиссельбургской крепости Новиков. Во время милостивой аудиенции Павел спросил Новикова, чего тот хочет. Последовала просьба освободить всех заключенных по его делу, что и было исполнено. Подвергшийся преследованиям при Екатерине друг Алексея Михайловича Кутузова масон Лопухин был вызван в столицу, произведен в действительные статские советники и назначен секретарем императора.
Многие порывы Павла были благородны, но чаще всего и они приводили к неожиданным и даже печальным последствиям. Первым его распоряжением, отданным Лопухину, было подготовить рескрипт об уничтожении печально известной тайной экспедиции, где кнутобойничал Шешковский, и освобождении всех без исключения узников. Однако в то же время крепости были переполнены, только в Петропавловской томилось 900 заключенных. Государь воспретил помещикам употреблять крепостных на работах более трех дней в неделю и приказал, чтобы крестьяне, наряду с прочими сословиями, присягали ему на верность. Но помещики толковали указ в свою пользу, а манифест о присяге породил слухи об освобождении и вызвал в центральных губерниях волнения, которые были подавлены с необыкновенной даже для того времени свирепостью князем Репниным.
– Единственно приятно, – рассуждал Кутузов в кругу семьи со своим верным другом Екатериной Ильиничной, – что во время возмущения одному из гатчинских извергов – Линденеру крепко досталось по спине крестьянской дубинкой...
Павел произвел в фельдмаршалы графа Н. Салтыкова, князя Репнина, графа Чернышова, а затем – Каменского, Эльмпта, Мусина-Пушкина, И. Салтыкова, Гудовича. И в то же время заточил в глухом Кончанском великого Суворова.
Отчего же августейший гнев миновал Кутузова? Ведь Михаил Илларионович ходил в последние годы в любимцах у Екатерины Алексеевны.
Тут сказывалось многое: обычная кутузовская предусмотрительность, осторожность, ревностное отношение к службе – не только к духу, но (что особенно ценил Павел) и к букве ее – и, не в последнюю очередь, связи Михаила Илларионовича. В числе покровительствовавших ему лиц недаром были второй после покойного Панина наставник государя Репнин и с детских лет приближенный к особе Павла Иван Лонгинович Голенищев-Кутузов.
Михаил Илларионович участвовал в маневрах, производившихся в сентябре 1797 года в Гатчине. В декабре он был вызван на аудиенцию к императору.
– Этим господам в Берлине вздумалось водить меня за нос! – сказал Павел Кутузову. – Но они забыли... – раздражаясь, продолжал он, проводя рукой по лицу, – что у меня носа нет! Вероломство прусского двора вынуждает меня просить от короля объяснений, с кем же он, с господами якобинцами или с нами. И вам, Михайла Ларионович, я доверяю решать сей щекотливый вопрос...
17 декабря Кутузов отправился в Берлин, к новому прусскому королю Фридриху-Вильгельму III, со специальной миссией.
3
Двадцатисемилетний чрезвычайный и полномочный министр при берлинском дворе граф Никита Петрович Панин, сын знаменитого екатерининского вельможи, временами приходил в отчаяние от противоречивых инструкций, получаемых от своего пылкого императора.
Павел Петрович так часто и круто менял политический курс, что сотрясал все здание российской дипломатии. В сущности, новая политика Петербурга преследовала единственную цель – полное отрицание предшествующей. От действий, направленных на территориальные приобретения, Россия должна была обратиться к противоположным – отказу от всяческих завоеваний. Ко всеобщей радости, был отменен назначенный Екатериной II рекрутский набор, а затем последовало прекращение войны с Персией. Все, достигнутое во время тяжелого похода армии Валерьяна Зубова в Закавказье, бросили поспешно, без толку. Лишь бы вырвать с корнем посеянное царицей.
Новое правительство волновали не практические нужды собственного государства, а отвлеченные заботы о других державах. Оно заявило о намерении «противиться всевозможными мерами неистовой Французской республике» и тем самым открыло двери к «спасению» Европы ценой русской крови и без всякой пользы для страны. Это немедленно поняли в Австрии и Англии и решили втянуть Россию в войну против «богомерзкого правления» французов и выманить наконец русские войска за границу. Именно тогда заложены были предпосылки нашего поражения на чужих полях Аустерлица и Фридлянда...
В шифрованных, строго секретных письмах к своему кузену и вице-канцлеру князю Куракину Панин именовал высочайшие указания «бестолковыми» и даже называл их «галиматьей», упрашивая никому не показывать свои депеши, а только пересказывать их устно наиболее доверенным лицам, в числе которых назывался граф Безбородко.
Речь шла об удержании французского кипятка за Рейном с помощью плотной крышки, роль которой отводилась «четвертному союзу»: России, Англии, Австрии, Пруссии. В то же время опасно было бы оплачивать такой альянс усилением двух последних держав новыми приобретениями за счет Италии и германских княжеств. Чередуя посулы с угрозами, что революционный поток сметет шаткую плотину, возведенную переговорами в Кампо-Формио, Панин с удивительным для его лет упорством пытался выправить крен в политике берлинского двора, несмотря на интриги влиятельного министра иностранных дел Гаугвица.
Однако боготворимая Павлом Петровичем Пруссия не чувствовала ни малейшего желания сражаться из-за отвлеченных начал с «возмутительными идеями», олицетворяемыми Французской республикой. Немцы, как всегда, были практичны. Фридрих-Вильгельм II желал воспользоваться разладом, царившим в Европе, лишь для округления своих владений. С этой целью он заключил с Францией договоры, которые обусловили нейтралитет Пруссии и солидное приращение ее территорий в недалеком будущем.
Соглашаясь с ненавистной Французской республикой оставались полной тайной для Павла. Когда же король счел наконец возможным сообщить ему секретные пункты договора об уступке Директории левого берега Рейна и предстоящем вознаграждении Пруссии за счет германских владений, это вызвало полное охлаждение русского государя к своему недавнему другу. В гневе Павел не постеснялся сообщить доверенную ему тайну послу Австрии в Петербурге, что вызвало смятение в дипломатическом мире. Зияющая брешь возникла в отношениях двух государств, только недавно скрепленных почти братскими узами.
5 ноября 1797 года скончался масон и мистик Фридрих-Вильгельм II – ровно через год после смерти русской императрицы. Владетелей старой Европы раздирали противоречия и тяжбы. Споры наконец так ожесточились, что австрийский император Франц предложил новому прусскому королю просить Павла о посредничестве. Местом переговоров был назначен Берлин, куда выехал со специальными полномочиями фельдмаршал Репнин. Предполагалось достичь доброго согласия между членами разваливающейся коалиции.
Между тем, пользуясь раздорами, царившими среди монархов, на проходившем в ту пору Раштадтском конгрессе уполномоченный Директории Кальяр предъявлял Европе все новые непомерные требования.