Кувыр-коллегия
Шрифт:
— Все сделаем, барин!
— А я стану смотреть как, вы сеньора Миру отхаживаете дубинами. Пусть познает, что такое Россия со всех сторон. Он любитель анекдоты новые придумывать. Так пусть станет героем анекдота, над коим весь двор потешаться станет.
Дом шута быстро окружили, да так что мышь и та не проскочит. Сеньор Франческо также прибыл на место и наблюдал, как его люди готовились к "штурму". Теперь то Мира от него не ускользнет.
— По моему сигналу начинайте! И смотри, Иван!
— Все будет, как ты сказал, барин.
— Не дайте ему за шпагу взяться. Он матер с ней управляться.
— Мы его дубинами отходим. Не до шпажонки будет.
Иван кивнул разбойникам, и те приготовились. Затем он поднял с мостовой булыжник и запустил в окно дома сеньора Пьетро Мира…
Но возле дома шута Педрилло оказались еще и другие люди. Это были Балакирев, Лакоста и Кульковский, товарищи сеньора Пьетро по шутовскому цеху. Они не сильно жаловали Педрилло после того как он женитьбой на козе такие деньги отгреб. А зависть — плохое чувство. Оно совсем дружбе не способствует. Но сейчас дело так повернулось, что они на строну Пьетро стали.
— Братцы! — вскричал Балакирев. — Гляньте на это? Осада дома Адамки нашего началась.
— И, правда, — проговорил Кульковский. — И я даже догадываюсь, чья это "армия" наступает. О! Сеньор Франческо! — шут заметил капельмейстера. — Вы, что здесь устроили? Небольшая война на улицах столицы?
— А вам какое дело? — грубо отрезал Арайя.
— Дак мы в шутовской кувыр коллегии состоим, сеньор, — ответил за него Балакирев. — И оттого нам до всякого шутовства дело есть.
— Здесь вам не балаган! И потому проваливайте отсюда! — Арайя указал шутам на дорогу.
— А ежели мы не провалим? — спросил, кривляясь, Балакирев. — Али прогонишь нас?
— Иван! Убери этих шутов с мох глаз.
— Чего? — Балакирев стал засучивать рукава своего камзола.
— Убери его, Иван! Прочь! — Франческо Арайя указал на Балакирева.
Иван кивнул троим громилам, и те надвинулись на шутов.
— Только не покалечьте никого! — предупредил Арайя. — Только прогоните и дайте каждому по пять ударов по заду. Чтобы помнили кто такой придворный капельмейстер. Они к ударам по этому месту люди привычные!
Но шуты были людьми не робкого десятка. Балакирев сразу в драку кинулся. Он ударом кулака под дых свалил с ног первого громилу. Тот охнуть даже не успел, как рухнул на землю.
— Шуты и не токмо к ударам по заду люди привычные, господин капельмейстер! — закричал Балакирев.
Кульковский обнажил свою бутафорскую саблю, которая была не заточена, но могла наносить ощутимые удары словно дубина. Клинком он отбил направленную на него дубину. И сам стал дубасить разбойника по голове и плечам.
Лакоста сбил с ног еще одного громилу и ударом кулака раскровянил лежащему лицо. Затем он подскочил к Арайя и схватил того за ворот кафтана.
— Ты с кем тягаться задумал? — прошептал он ему на ухо.
— Эй! — Иван вступился за капельмейстера. — А ну барина отпусти!
В руке у Ивана блеснул нож с широким лезвием. Лакоста отшвырнул от себя сеньора Франческо, и тот кубарем покатился по мостовой. Там его остановил Балакирев и для порядка ударил его два раза палкой по заду.
— Я думаю, что зад господина капельмейстера, также может привыкнуть к палкам. Это Россия!
Лакоста тем временем также достал нож. Это была его старая и добрая испанская наваха. Пользоваться ей Лакоста умел как никто иной. И русский разбойник не знал с кем он связался.
Вскоре Иван уже лежал на мостовой лицом в низ. Он был мертв. Атака на дом придворного шута была отбита…
Год 1738, апрель, 3 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Шутовство.
На следующий день события о "баталии" у дома Пьетро Мира стали обсуждаться при дворе. Императрица немало посмеялась проделкам шутов своих и отменно каждого наградила за смелость. Сеньору Франческо Арайя, дабы не обжался на шутов, послала от себя, шкатулку малахитовую с камнями драгоценными и своим портретом и пять тысяч рублей серебром.
Затем Анна по обыкновению своему своих болтушек слушала. Они ей все новости и сплетни пересказывали. Где кто подрался, где кто кому изменил, и где в каких семействах скандалы были. Императрица была большая любительница сплетен разных.
— А еще, матушка, — проговорила "болтушка" фрейлина Решетова, — на днях в городе твоем белую ворону видали! Все другие черные, а та белая. И генерал-полицмейстер распорядился ту ворону поймать!
— Поймали? — спросила императрица Решетову.
— Его холопы ворону ту поймали. И в дом к генералу доставили.
— Так пусть нынче же гонца до генерал-полицмейстера снарядят! Ту ворону я сама видеть желаю! Эй, там!
Приказ императрицы тут же бросились исполнять, и государственный фельд-курьер отправился в дом, где ворона белая содержалась.
— Да что ворона, матушка! — Буженинова оттолкнула от императрицы Решетову. — Вот я слыхала, что в городке Сызрани живет дура одна молодая. Так то дура, всем дурам дура. Таких еще отродясь не бывало.
— И что в той дуре особенного, куколка? — спросила императрица свою любимицу.
— И филином кричит и кошкой мяучит и передразнивает голоса разные. Да так хорошо то у дуры получается, что все со смеху помирают, матушка.
— А не враки ли то? — засомневалась Анна.
— Что ты, матушка. Рази стала бы я тебе врать? То истинная правда. Така дура в Сызрани имеется.
Анна осмотрелась и глазами отыскала среди придворных генерала Андрея Ушакова.
— Андрей Иваныч! Поди сюда.