Кузница милосердия
Шрифт:
Запомнилось почему-то.
Визит дамы
Удивительными делами хворают люди - иногда.
Мелкое воспоминание с потолка.
Пришла ко мне однажды на прием, в поликлинику, одна женщина лет полста. Крупная, со смиренным лицом, довольно безропотная.
Села и хрюкает.
Это у нее была такая болезнь. Она пришла, чтобы я ее спас - но это я так решил, а на самом деле я понятия не имею, зачем она пришла. У нее была карточка толщиной в роман "Идиотъ".
Ее
Не спасли.
Она смотрела на меня и продолжала равнодушно хрюкать с интервалом в тридцать секунд.
Я присмотрелся и решил вдруг, что это ей даже немного идет.
Я не смеюсь над этой гостьей моего беспомощного кабинета. Скорее, расписываюсь в бессилии.
Выписал ей феназепам, отпустил. Покорно взяла рецепт, пошла, хрюкнула на пороге.
Правильно я оттуда уволился - что мне там делать? Когда такие трагедии.
Один и без оружия
Работая в больнице, я не только пакостничал, но и проявлял принципиальный героизм. Я, можно сказать, под самые пули шел.
Однажды в приемный покой забрела одна особа, о которой не могу сказать решительно ничего определенного - разве что физиономия у нее была сильно побитая, а так не запомнилась.
Вполне нормальная была, нельзя не признать. Но - может быть, именно за это - ее кто-то побил, из близкого и нестерпимого окружения. Поэтому я выставил ей диагноз: сотрясение. И забыл. А особа не забыла. Она, видно, поставила на своей жизни крест: пошла и написала заявление в милицию. И бумажку мою показала.
Через пару дней, ночью, в очередное дежурство, мне позвонили.
– Але, - сказал я.
В трубке пошуршали, а потом заговорили излишне зловещим голосом:
– Ну, что? Сколько ты хочешь, чтобы снять диагноз?
Как будто у них что-то было. Ну, рублей двадцать, может, и было.
Спросонок я заволновался: что? что?
– Диагноз, - тихо сказала трубка, но так и не уточнила, чей именно.
Однако я уже разобрался в ситуации и направил собеседницу на хутор для ловли лепидоптер.
С тех пор мне звонили в каждое дежурство.
– Козззел, - шипела трубка.
– Сука такая, блядь.
Я нервничал и гордился собой. Я проверил себя на прочность и знал, что не продамся ни за какие посулы. Выходя из больничного корпуса, я оглядывался и пригибался. Я прикрывался воротником от вероятной гранаты.
А мог бы обратиться к своему клиническому опыту и понять, что все будет хорошо! Через месяц все закончилось. На том конце трубки в силу безудержной нетрезвости все чаще и чаще отвлекались на более важные дела.
И, наконец, отвлеклись совсем.
Правило
Реанимационная бригада выдвинулась в район одной мрачной избы, что в Парголово, которое не то еще город, не то уже нет, но было.
Бригаду пригласила Скорая Помощь, уже прочно застрявшая в этой избе. По следующему вопросу.
Дедушка осьмидесяти шести лет вернулся из больнички домой, в родную хату. Враги за время его отлучки так и не справились ее сжечь, хотя порывались. В больничке деда прооперировали в связи с серьезной бедой. И выписали.
Дедушка, как давно для себя завел, отметил это событие с сыном. Сын ушел, а когда воротился, дедушка уже не дышал, и воняло газом. Не траванулся ли батя?
Приехали две аварийки, взялись что-то откручивать. Заглянул участковый, вызвал автомобиль для перевозки трупов. Те перевозчики рядом паслись. Завернули дедушку в покрывало, завязали узлы, поплевали на руки, понесли на мороз. От холода дедушка стал дышать. Его, парализованные ужасом, уронили в сугроб, и он полежал там, пока сынок не затащил в избу.
Так вот и вышло, что в итоге приехала самая нужная машина. Доктор скорой помощи послушал дедушку: дышит, но булькает. Не отек ли легких? И вызвал реанимационную бригаду.
Мой приятель, состоящий в этой бригаде, недовольно покачал головой со словами:
– Нет, это не сердце. Наши больные умирают в сознании. А этот в отключке.
Поплевали на руки не хуже тех, первых; взяли отсос. Дружно откачали из бронхов что-то сильно пахнувшее водкой. Дед пришел в рассудок, вырвал трубку и послал всех на хуй.
Стоя на крыльце, мой спец пожурил доктора скорой помощи:
– Зачем зовешь? Главное - глубоко и хорошо отсосать.
Дед, короче говоря, в водке утонул.
Под водительством Мопассана
Жила-была одна женщина, и вот она захворала. Захворала не совсем смертельно, но неприятно. Она лежала на постели, кротко улыбалась и говорила, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. И не шевелила. Долго. Счет пошел не на месяцы, а на годы.
Наконец, пригласили серьезного специалиста по таким недугам.
Он пришел и увидел огромную кровать, посередине которой лежала больная, на спине. (Этот специалист, между прочим, рассказывал нам, что всегда, входя в незнакомый дом, смотрит, сколько места в комнате занимает кровать).
В личной беседе с больной он добился немногого. Она умиротворенно глядела в люстру с красивыми висюльками.
Тогда настал черед беседы с родственниками, и здесь дело пошло живее. Выяснилось, что в этой семье произошла страшная трагедия. Муж пациентки изменил ей. И с тех пор она такая. С тех же пор он старается заслужить прощение и снисхождение. Он военный, настоящий полковник.