Кванфатум. Миссия Асгул
Шрифт:
В первое время уровень общения был довольно примитивный, но достаточный, чтобы узнать, что его зовут КХ-Ц’Ц и он пришёл с особой миссией – выстроить контакт с другими народами галактики. Многие годы он учил галачеловеческий, а они изучали его сложнейший многоуровневый язык, основанный на сочетании звукового и образного рядов. Анаунет и Куратор проводили с ним очень много времени во взаимопроникновении, как могли сопоставляли понятия и продолжали фиксировать, казалось, бесконечную информацию, переданную септиноидом. Но его лучшим другом, как и в первые месяцы, оставался верный своему слову Шишкин.
Вот и сейчас они сидели в пустом полутёмном ангаре бок о бок на ящике из-под оружия. Он заменял септиноиду и стулья, и стол. С самого начала для него было отведено помещение поблизости от Джона, который порой единственный мог уловить желания гостя. Зайдя в комнату, полную обычных человеческих вещей, Муравей вежливо и настойчиво очистил её ото всего. Ему была вручена метка от кванпроёмов с закодированными точками доступа. Септиноид без труда разобрался в системе и попросил Шишкина помочь ему обустроить помещение. Проектировщики изучили Иглу вдоль и поперёк. В создании дизайна комнаты использовались текстуры, размеры и логика, заложенные в пространстве корабля. Гость, довольный результатом, пощёлкал челюстями, однако, словно опомнившись, куда-то ушёл. Как выяснилось, он был убеждён, что средой обитания его друга был большой ящик. Он нашёл один из таких, опорожнил его и с лёгкостью, будто пушинку, понёс в свою теперь комнату. С того момента вход для Шишкина всегда был открыт.
Я смотрю, ты озадачен, – начал разговор человек.
Джон уже знал, что септиноид только вернулся из лаборатории, где Лада и другие сотрудники пришли к выводу, что имеющимися средствами ни пленить, ни убить существ невозможно. КХ-Ц’Ц вернулся к себе, убеждённый, что сложные времена требуют трудных решений.
Да, ты прав, – септиноид повернул к нему голову и характерным образом наклонил её, его глаза поблёскивали. Есть одно дело, которое я могу доверить только тебе.
Я с радостью, ты же знаешь.
Спасибо, друг, – ответил КХ-Ц’Ц. Он любил это слово, новое для него, открывающее мир людей с неожиданной стороны.
Так в чём дело? – заёрзал нетерпеливо Шишкин на своём месте.
– Я начну издалека, а ты дослушаешь и решишь, пойдёшь на это или нет. Нет, послушай, я не могу впутывать тебя в это, не предупредив обо всём, – пресёк он начавшего было говорить друга.
– Решение нашего вопроса зависит от моей возможности восстановить нужные знания, – было видно, как септиноиду тяжело подбирать слова. – Мой народ проживает не одну жизнь, кажется, у вас это называется реинкарнацией. Наша цивилизация чётко регламентирует, кто чем занимается, и по потребностям общества появляются особи с необходимыми способностями. Погибших по тем или иным причинам мы храним, и при появлении новой особи происходит переход духовной матрицы в новое тело. Вот это моё тело – четвёртое, до этого я был нянькой, геологом, военным и вот сейчас химиком. Когда я был геологом, то посетил очень много необычных мест, и в одном из них было то, что нам нужно. Но память других жизней постепенно заглушается, и мне необходимо восстановить информацию о той жизни, чтобы решить вопрос с тварями. Мне нужно провести обряд выхода, и для этого нужны особенные условия.
– Наши псипроектировщики могут воссоздать практически любые условия.
– Которые они могут вообразить, – КХ-Ц’Ц говорил спокойно.
– Твоя планета? – неуверенно сказал Шишкин.
– Это очень далеко.
– Погоди, ты начал с просьбы… – подозревая неожиданный поворот, сказал военный.
– Да. Понимаешь, в этом состоянии моё тело крайне уязвимо. А похожие условия я нашёл довольно близко отсюда, но эта планета кишит жуткими примитивными существами, и я опасаюсь, что без помощи не обойтись.
– Что за планета?
– Дурук.
– Дурук, да, местечко неприятное, – усмехнулся Джон, потирая шею, где красовался очередной шрам. – Махнём нашей дружной компанией, всё вспомнишь, даже то, что хотел бы забыть навсегда, – засмеялся Шишкин.
– Это очень… – замялся септиноид.
– …личное, – закончил Шишкин. – Значит, вдвоём. Я только всех предупрежу, – сказал он и встал.
Шишкин уточнил местоположение капитана и выдвинулся к нему. Он продумывал свою речь и надеялся на проницательность своего командира. Безрассудство не поддерживалось Штиком, он всегда стремился минимизировать потери и не гнаться за призрачными идеями. Шишкин его понимал, но сейчас он был готов кляться в лучшем исходе поездки. Он как будто заранее знал, насколько важной она станет.
– Неужели ты не можешь дать подсказку, где искать? – капитан почти умолял свою спутницу.
– Нет, это так не работает. Я могу узреть ситуацию, когда знаю точное время и место, точные координаты момента. Я следовала за Кванфатумом и видела, что всё получится, что всё идёт правильно, – ответила Макуша, навестившая капитана.
Раздался сигнал на запрос входа, Джон стоял за дверью. Штик встал с постели, поправил одежду и разрешил проход.
– Я не помешал? – сказал шагнувший внутрь Шишкин. Ему показалось, что кто-то ещё был здесь.
– Нет. Я просто отдыхал, думал, – небрежно ответил капитан.
– Возникли идеи?
– Ничего конкретного, очевидно лишь, что в случае провала нам необходимо будет их уничтожить. Хотя их анатомия послужила бы человечеству.
– Я отлучусь с КХ-Ц’Ц на некоторое время, кажется, есть возможность реализовать план.
– Куда?
– Дурук.
– Можешь взять команду из двенадцати бойцов.
– Он просит полететь только меня.
– Это самоубийство, – начал капитан.
В этот момент незримая супруга дала ему понять, что это часть пути, и нельзя ему препятствовать. Она стояла справа от него, уткнувшись в плечо подбородком, и мысленно говорила с ним.
– Мы знаем, куда летим, и будем хорошо экипированы, – уверенно и решительно ответил Шишкин. Макуша улыбнулась. Он говорил её словами точь-в-точь.
– Ну хорошо, бери всё, что нужно. Береги друга, – ответил Штик, доверившись предчувствию Макуши, опыту и благоразумию своего помощника. Их последнего ребёнка.
– Хороший мальчик, – ласково сказала Макуша. – Верный и самоотверженный, как ты, Басилевс, – она сидела на кровати, вальяжно и раскованно.
– Он смертен. Ты помнишь? – сердито ответил Басилевс.
– Он и мой ребёнок, – напомнила женщина и примирительно пояснила: – Джон давно взрослый, он сам распоряжается своей судьбой. Вспомни наше детство, до первого серьёзного ранения мы не знали, что ты бессмертен. Ты уже с десяти лет был лучшим воином нашего поколения. Только в неординарных условиях мы осознавали, на что способны, так каждый из нас открывал свой дар. Мы собрали своих потомков на Кванфатуме, мы готовимся передать им созданный нами мир. Они должны быть к этому готовы.
– Да, ты права, конечно, только не ты видишь, как они погибают. Я здесь с ними, и я несу за каждого ответственность.