Квазимодия
Шрифт:
– Так получилось, что во главе революционного движения в Богославии всегда стояли иностранцы, - начал Сталин, глядя в окно.
– Да и революций-то в полном понимании их слова не было. Были бунты. Крестьянские, дворянские, казачьи. Бунт всегда есть бунт, бессмысленный и беспощадный. И подавляться он должен так же, может быть, даже с большей жестокостью, чтобы жестокость подавления затмила память о самом бунте.
Возьмите хотя бы лидера декабристов полковника Пестеля Павла Ивановича, урожденного Пауля Бурхарта лютеранского происхождения. Вы думаете, что у него были думы о богославском народе? Ничуть не бывало. Он везде подчеркивал свое внешнее сходство с Наполеоном Бонапартом и мечтал о карьере своего кумира - свержение царя, директория, первый консул и, наконец, богославский император с прицелом на господство в Европе и с перспективой занятия лидирующего положения во всем мире. Пестель запарывал до смерти своих солдат, чтобы они ненавидели начальство. И все солдаты хотели ему угодить, чтобы барин не начал экзекуции, кончавшиеся отпеванием провинившихся. Неизвестно, что бы ждало нашу многострадальную Богославию, если бы Николай Первый не повесил Пауля Бурхарта.
А давайте вернемся во времена более ближние. Вы считаете, что дворянин Ленин думал о богославском народе? Он вообще ничего не думал. Жажда мести заполонила все его сознание. Он сразу стал виноватить богославский народ во всех бедах государства, и устанавливать диктаторские порядки в создавшемся Петербургском союзе за освобождение рабочего класса. Вспомните его рассуждения о великодержавном шовинизме и о том, что богослав уже по факту своего рождения виноват в угнетении малочисленных народностей. И это при том, что в Богославии сохраняются и развиваются все народы и народности, пришедшие под руку Белого царя. И у этих народов и народностей сохраняются их обычаи и религии. Да, православие было господствующей религией, но гонений на другие конфессии не было. А на просвещенном западе многие народы и языки попросту исчезли, и продолжают исчезать по сей день. И какой бальзам на сердце малых народов лил господин Ульянов? Он растопил их сердце как защитник угнетенных от господства тирании. С подачи Ленина Запад подхватил лозунг о Богославии как о тюрьме для народов, чтобы этим лозунгом закрыть прорехи в своем национальном вопросе.
А вы знаете, какая самая заветная мечта у низкорослого человека? Вырасти? Ничуть не бывало. Дать по роже рядом стоящему верзиле. Каждая маленькая банда стремится стать мафией, которой подчиняются все и вся. И искусство революции сродни созданию преступного сообщества для передела власти и сфер влияния.
Мне кажется, что парламентским путем и массовыми выступлениями трудящихся мы могли заставить власти пойти на уступки народу, приступить к действительному реформированию государственного устройства и участию людей в управлении государством. Мы добились бы больших успехов с меньшими жертвами и не отбросили бы Богославию на уровень 1913 года после многих лет борьбы и потрясений. Возможно, у нас была бы конституционная монархия, и никто не говорил, что богославы без царя в голове.
Мне иногда становится горько и стыдно за то, что мы сделали с Богославией. Мне часто стыдно именно перед богославским народом за то, что мы его нещадно эксплуатировали и оставляли без куска хлеба для того, чтобы другие жили сытно. Во время голода 32-33 годов, когда от голода умирали люди в Поволжье и на Украине, в Тбилиси на каждом шагу продавались булочки, жареные сосиски и мороженое в стаканчиках. Разве мог я после этого быть грузином? Нет, я стал богославским человеком и оставался им до самого конца.
Все, виновные в голоде, понесли самые заслуженные наказания. Думаете, что нам нечем было кормить людей? Было чем, но вся система подозрительности, существовавшая тогда, поиск врагов народа сделали все, чтобы загнать проблему внутрь, спрятать концы в воду за свои просчеты. Я тоже виноват в этом, но кто же может обвинить товарища Сталина? Никто.
Мог ли я прекратить ту политику, которую проводила коммунистическая партия с момента назначения товарища Сталина генеральным секретарем и до 1953 года включительно? Мог и не мог, потому что начался бы такой хаос, по сравнению с которым гражданская война будет цветочками. Был бы неминуемый распад Богославии, столетние войны за единую и неделимую, а после этого война Красной и Белой розы. И все бы снова вернулось на круги своя и тогда оставшиеся в живых воскликнули бы: а за что же мы воевали?
Сталин замолчал и курил трубку, глядя в темное окно, сквозь которое не было видно ни неба, ни звезд, ни луны. Была сплошная темнота, вязкая как черная жидкость. Где-то я слышал стихотворение про темноту.
Мне ночь не нравится,
Она без звука несет в себе людей,
Как будто речкою струится
По тонким тропкам заводей.
И яркий свет убрать не может
Для всех налитой черноты
Она и в душах, липнет к коже,
Меняет чувства и черты.
И так мы ждем всегда рассвета,
Стремясь увидеть вновь себя,
И первый встречный с сигаретой
Вдруг улыбнется вам любя.
И эта ночь здесь очень похожа на ту, что описал поэт. Ночь началась внезапно. Был свет, и наступила тьма. На широтах ближе к экватору ночь тоже приходит очень быстро, но не наступает внезапно, как здесь. Как будто кто-то щелкнул выключателем.
– Да, диктатором нужно быть и нужно быть им до конца, - сказал Сталин и вышел.
Собственно говоря, я не совсем понял то, что Сталин хотел довести до меня. Какие откровения я должен был донести до всех? Все и так известно. По общечеловеческим меркам Сталин преступник и его нахождение здесь закономерно. Мне кажется, что он и сам это понимает, но душа его все равно стремится обелить себя и сказать, что она не такая, она делала все, чтобы смягчить участь репрессируемых людей, но Noblesse oblige (положение обязывает).
Глава 39
Как наступило утро, я не видел. Я проснулся и увидел, что светло. На небе не было ни облаков, ни солнца. Просто светящийся небосвод, как высокий белый потолок в больничной палате.
Почему-то сравнение здешнего неба с больничной палатой мне показалось очень удачным. Я почувствовал себя пациентом огромной клиники, где все больные находятся на амбулаторном лечении, занимаясь своими повседневными делами.
Как-то так получилось, что в свое путешествие я не взял зубной щетки с зубной пастой и не взял бритвенных принадлежностей. Что-то я об этом совершенно не подумал. Я провел рукой по щеке и не почувствовал привычной для каждого утра щетины.
– Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, - подумал я, - а время-то у них движется или нет?
Я посмотрел на часы. Часы показывали утреннее время, и календарь прибавил одно число.
– Ну и что, - не сдавался я самому себе, - часы это механизм, а механизму все равно, движется время или нет. Вдруг здесь все как в больничной палате. Утром приходит медсестра, включает свет и сует каждому под мышку термометр, чтобы занести в журнал учета показания. Так же она приходит вечером, выключает свет и желает всем спокойной ночи. Может, и здесь так же.