Квинтет из Бергамо
Шрифт:
— И такая несчастная, не так ли? — едва слышно предположил полицейский.
— Она что, делилась с вами своими огорчениями? — уставилась на Тарчинини донна Клаудия.
— Как и все обманутые жены, она, конечно, не испытывала особенно нежных чувств к сопернице.
— Теперь придется отменять концерт... — выругавшись про себя, проворчал дон Ладзаро.— Ах!.. Вечно от нее были только одни неприятности, даже теперь!
— Похоже,— заметил Тарчинини,— донна Софья не оставит после себя особых сожалений. Вы уже сообщили в полицию?
— В полицию? — удивился Гольфолина.— Ma che! А при чем здесь полиция, а?
— Но ведь при любом самоубийстве
— Мы перенесли его к ней в комнату, чтобы она хоть лежала по-христиански.
— Вы не имели на это права! Вот увидите, теперь у вас будут серьезные неприятности с комиссаром полиции.
— Но не могли же мы допустить, чтобы она так и висела на балке!
— Я могу ее увидеть?
— Разумеется.
Донна Клаудия рукой указала на комнату, где покоилась умершая. На ночном столике кто-то уже зажег свечку и положил в блюдце со святой водой небольшую веточку самшита. Ставни были закрыты. На низком стульчике, перебирая четки, бормотал молитву дон Умберто. Ромео с удивлением отметил, что вид у него, похоже, был и вправду опечаленный. Он приблизился к покойной. Она лежала, шея была обернута каким-то лоскутком, слегка отодвинув его, Тарчинини увидел страшные следы от веревки. Бедная Софья, значит, ревность все-таки довела ее до самоубийства... Он никогда бы не подумал, что у нее хватит мужества наложить на себя руки. Странно, как обманчиво порой бывает первое впечатление... Но почему она выбрала именно этот день? Надо полагать, связь мужа с Терезой уже давно не была для нее секретом, почему же она тогда вдруг ни с того ни с сего решила покончить с собой? Веронцу невольно вспомнилась ярость молодой женщины против мужа, язвительные реплики, обращенные к донне Клаудии, выпады против Терезы... Что-то это мало напоминало поведение человека, который решился расстаться с жизнью, чтобы освободить место другим... Место другим... А вдруг это обычное, страшное в своей банальности убийство, продиктованное страстью? В таком случае убийцей мог бы быть только Марчелло... Ромео не хотелось давать волю воображению, однако и полностью исключать этого тоже нельзя... Будь он у себя в Вероне, он очень многого ждал бы от результатов вскрытия... Не обращая внимания на Умберто Чиленто — о чьем присутствии, впрочем, он как-то совсем забыл — полицейский по своей излюбленной привычке наклонился к лицу покойной и пробормотал:
— Скажи, Софья... ты ушла из жизни по собственной золе или тебя все-таки убили? Если ты хочешь, чтобы мы узнали правду, тогда помоги нам... Вспомни, ведь вчера вечером у тебя не было никакого желания умереть, скорее уж отомстить... разве не так? Ты ведь хотела отомстить, правда?.. Тогда зачем же тебе понадобилось вешаться?.. Ну какая же это месть!.. Как-то даже глупо... Теперь они свободны... Разве ты этого хотела? Выходит, здесь что-то не так... В твоем несчастье тебе повезло только в одном: я оказался рядом с тобой... и я не оставлю их в покое, пока не выясню все до конца... Ты согласна, да?
Распрямляя спину, Ромео почувствовал на себе сверлящий взгляд дона Умберто и понял, что совершил еще одну непростительную ошибку. Остается надеяться, что старик не смог разобрать его слов! Он лихорадочно размышлял, что бы такое сказать, чтобы хоть как-то загладить промах.
— Не удивляйтесь... — обратился он к дону Умберто.— Это у нас, неаполитанцев, такой обычай, мы всегда говорим с усопшими... Нечто вроде последнего прощания.,. и еще чтобы они знали, что смерть ничего не изменила в наших отношениях... что для нас они по-прежнему живы... Вроде утешения...
— Да... — не поднимая головы, прошептал дон Умберто.— Трудно свернуть с дороги, на которую уже ступил.
Тарчинини не совсем понял, что он имел в виду — если он вообще хоть что-нибудь имел в виду. Он вышел из комнаты и спустился на первый этаж как раз в тот момент, когда в дом входил дон Джованни Фано, сразу же с порога принявшись отчитывать встречавшую его донну Клаудию.
— Я только что встретил Терезу, она шла в полицию, и случайно узнал от нее о вашем несчастье... Как же случилось, дочь моя, что вы даже не сочли нужным поставить меня в известность?
— Я боялась... то есть я хочу сказать... Святой отец, ведь Софья наложила на себя руки...
— Что это меняет?
— Но... я думала... ведь церковь...
— Церковь, дитя мое, всегда отличит заблудшую овцу от паршивой, даже если она в минуту помрачения и совершила тяжкий грех... Я достаточно хорошо знал донну Софью и уверен, что в здравом уме она никогда бы на такое не решилась. Вы ведь согласны со мной, синьор профессор? — вдруг обратился он к Ромео.
— Бесспорно, святой отец.
— А теперь, дочь моя, — повернулся он к донне Клаудии, — проводите меня к усопшей.
Однако прежде чем уйти, святой отец бросил на Тарчинини испепеляющий взгляд и с явной угрозой в голосе пробормотал:
— Надеюсь, вы не приложили руку к роковому решению этой несчастной?
И, не дожидаясь ответа, последовал за уже поднимавшейся по лестнице хозяйкой дома.
Веронец же вернулся к себе в комнату, навел красоту, оделся и выбрал самый нарядный галстук. Приводя себя в порядок, он услышал знакомый говор и понял, что в дом прибыл комиссар Даниэле Чеппо. Потом до него донесся чей-то рассерженный голос. Несомненно, полицейский упрекал Гольфолина за то, что те вынули покойную из петли, лишив тем самым специалистов, возможно, решающих фактов. Потом кто-то снова приходил и уходил. Тарчинини слитком хорошо знал все непреложные ритуалы такого рода дел, чтобы хоть как-то реагировать на всю эту суету. Зато отлично представлял себе, как, должно быть, встревожено этим нашествием семейство Гольфолина. Только одной Софье, подумал он, теперь уже все безразлично...
Что же все-таки имел в виду этот старик Умберто? «Трудно сойти с дороги, на которую уже ступил»... Может, он хотел дать понять, что, оказавшись во власти ревности, Софья так и не смогла справиться со своими чувствами? Или что молодая женщина по собственной вине оказалась в таком положении, из которого уже не было иного выхода? Пусть так, но что же это тогда за положение? Надо бы поподробней расспросить дона Умберто... Только вряд ли это окажется очень простым делом...
Во всем этом было много неясного, и Ромео ломал себе голову, пытаясь докопаться до истины.
Он был все еще погружен в размышления, когда раздался стук в дверь. Он пригласил войти, и на пороге появилась донна Клелия. Тарчинини был вовсе не в том настроении, чтобы снова выслушивать бред старухи. Он поспешил к донне Клелии, схватил ее за рукав и стал выпроваживать из комнаты.
— Только не сейчас, донна Клелия... только не сейчас...
— Выслушай меня, Серафино, я просто хотела тебя предостеречь!
— Потом... немного погодя...
— Но ведь они пришли за тобой! Спасайся, Серафино!