Лабиринт мертвеца
Шрифт:
Не ограничившись научной работой, папа открыл почтовую станцию, где теперь продавал новенькие карточки и выставлял на обозрение старенькие – наиболее редкие из тех, что на время попадали в его руки. Покупателям особенно нравились видовые открытки Кёнигсберга и открытки Билибина вроде той, где он нарисовал село Подужемье Кемского уезда с такими игрушечными и в то же время суровыми северными домиками.
Возле выставочной стены я повесила мудборд, и покупателям он нравился ничуть не меньше! На днях я вложила в пластиковый кармашек на мудборде саморекламную открытку начала двадцатого века – визитку, напечатанную в виде полноценного открытого письма, которое автор при знакомстве вручал дамам или… даже не знаю, с кем он там знакомился и на кого хотел произвести впечатление. На карточке
– Огонь! – воскликнула Настя, когда я вчера показала ей открытку Теннисона.
– Хочешь себе такого?
– Спрашиваешь! Где ещё найти парня, который ложками ест холерные бактерии?!
– И, отметь, без вреда для здоровья!
Покупателям холерный Теннисон тоже приглянулся, и они уже купили с десяток репродукций его открытого письма. У нас продавались копии всех коллекционных карточек. Репродукций не было только у открыток, висевших за кофемашиной. Постороннего человека они бы, собственно, и не заинтересовали. Ещё до моего рождения папа с мамой отправляли их себе из семейных поездок в Москву, Гданьск и другие города. Я хорошо знала каждую путевую открытку родителей, лишь одна была мне совершенно незнакома – фотографическая карточка с полуразрушенным особняком на фоне лысоватых гор. Папа купил её много лет назад, но говорить о ней почему-то не любил. Маленькой я придумала немало историй об этом особняке, населяла его то контрабандистами, то привидениями, а сейчас перестала обращать на него внимание.
Открытки окружали меня с детства. Иногда папа выкупал особенно крупную коллекцию и ставил коробки с альбомами в моей комнате. Я ночами перелистывала их, бережно доставала самые необычные, подписанные и отправленные век назад карточки. Неудивительно, что в конце концов я увлеклась посткроссингом – зарегистрировалась на официальном сайте и начала обмениваться открытками с незнакомыми мне людьми. В моей посткроссерской коллекции за два года набралось больше двухсот карточек, половина из которых пришла из Германии и США. Вот и сегодня утром я достала из почтового ящика сразу три новенькие открытки.
Посткроссеры писали друг другу обо всём на свете. Однажды одинокая канадская старушка в самых невероятных деталях описала мне свои любимые медицинские процедуры! Это было смешно и в то же время грустно. А девочка из Индонезии как-то взялась объяснить мне, каковы на вкус обычные апельсины, уверенная, что у нас в холодной России апельсинов нет. Правда, открытку она почему-то выбрала с изображением авокадо. Сегодня живописать мне эхокардиографию или «сладкие солнечные фрукты» никто не догадался. Первая открытка оказалась рекламной, из турецкого отеля и со старательно выписанным афоризмом: «Если хочешь оставить соседа без штанов, просто скажи ему, что это нужно для всеобщего блага». Подобные изречения приходили частенько. Вторая открытка была более интересной – фотографической, с усыпанным осенней листвой Центральным парком в Нью-Йорке и надписью: «Привет, Оля! На завтрак я съела ванильный йогурт с мюсли и выпила мятный чай. Я беспокоюсь об окружающей среде и о том, что творится в Афганистане».
Незнакомцы делились со мной кусочками своей жизни, писали что-нибудь ободряющее, если я вдруг загрустила, заболела и не поленилась указать это в профиле. Приятно было осознавать, что на планете хватает добрых и очень даже симпатичных людей. Уверена: вспыхни где-нибудь война, посткроссеры в открытках утешат и тех, на кого напали, и тех, кто против воли стал соучастником нападения, а Паоло, основатель движения, никогда не заблокирует страны, чьих президентов или королей уличат в коварстве и жестокости. Нет, я не идеализировала, посткроссеры попадались
Третья сегодняшняя открытка пришла в конверте, из России. Возле обычной марки с российским цветочным виноградом на конверте расположились две сувенирные марки: с египетским стервятником из Болгарии и с Орфеем из Греции. Орфей был порван на два неравных кусочка и бережно собран воедино. Уж не знаю, нарочно отправитель его порвал или случайно. Чудаки на почте впопыхах погасили все три марки, не разбирая, где тут декор, а где знак оплаты. Сама открытка оказалась фотографической, с видом каменистого речного пляжа – репринт одной из открыток Красного Креста, популярных в начале прошлого века. Репринт замечательный, будто бы состаренный: желтизна картона смотрелась естественно, как и выцветшие краски изображения. Стоит ли удивляться, что отправитель для сохранности спрятал карточку в конверт? Сообщение он написал самое обычное, про любовь к библиотекам и старым зданиям, напоминавшим ему о детстве, а вместо имени указал: «Я таджик», – что довольно забавно. Впрочем, за два года я повидала немало странностей. Да и разве плохо, если посткроссер гордится собственным происхождением? Таджик, узбек, казах – пожалуйста! Но в хуррее, то есть в сообщении о том, что открытка дошла до адресата, мне хотелось назвать человека по имени. Не писать же ему: «Здравствуйте, таджик!»
Конверты я недолюбливала. Пусть бы открытка пришла помятая, с заломленными уголками, с пятнами влаги. Главное, чтобы чувствовался весь пройденный ею путь. И штемпели с марками, и мой адрес должны красоваться на открытке! И хорошо бы отправитель написал адрес от руки, а не распечатал с сайта. Но это, конечно, придирки. К тому же с конвертами бывало весело. В них приходили всякие маленькие радости: пакетики чая, автобусные билетики, монетки. Одна женщина из Тамбовской области попросила отправлять ей цветные ниточки, так посткроссеры со всего мира завалили её пучками пряжи, и она связала шарф, который отдала в детский дом. Да, посткроссинг объединял. И я действительно радовалась любой открытке, даже в конверте.
После завтрака я застряла в торговом зале – занялась поиском темы для новых открыток. Помимо гигантской кёнигсбергской колбасы отобрала Короля-Оленя с беловолосыми великанами-ульмиганами из прусского фольклора и о трёх полученных карточках не вспоминала. Когда в почтовую станцию забрёл покупатель, я спрыгнула на пол и поторопилась к кассе. Покупатель присмотрел себе на книжной вертушке томики Кёстера и Минаковой. Я написала об этом папе. Он всегда радовался, если удавалось продать какие-то из дорогих краеведческих книг. В ответ папа прислал мне гифку с ликующим миньоном. Я сама научила его отвечать гифками.
К полудню заглянула ещё парочка покупателей, а потом меня сменила мама, и я быстренько перекусила на кухне. Пришло время зарегистрировать полученные утром карточки. Когда я вводила на сайте идентификационный номер открытки, адрес её отправителя тут же выпадал другому посткроссеру. Так работала система – всё честно: получишь не больше, чем отправишь. Регистрировать открытки рекомендовалось сразу, как только вынешь их из ящика, но я любила писать обстоятельные хурреи и никогда не торопилась – откладывала открытки на кухонный стол и после обеда писала отправителям что-нибудь приятное.
Иногда хурреи приходили пустые: ни спасибо, ни до свидания, – а иногда превращались в полноценное письмо. На прошлой неделе Фабиан из Австрии получил от меня билибинскую репродукцию и написал, что влюбился в изображённое на ней село Подужемье и с радостью там побывает, если оно до сих пор существует. Я, кстати, не знала, существует ли. Следом Фабиан добавил: «Утром мне ввели первую дозу вакцины против COVID-19. Вторую дозу получу через три недели. Рука уже болит, и меня предупредили, что завтра я почувствую себя уставшим. Атмосфера в центре вакцинации была позитивная. На самом деле в очереди я слушал рок-музыку, которая там играла: Бобби Дарин пел „Splish Splash“, Чак Берри пел „Johnny В Goode“, а „Холлис“ пели „Long Cool Woman in a Black Dress“ – и мне было хорошо». Чудесный хуррей! Обычно я старалась написать нечто подобное, но порой просто не хватало ни времени, ни сил.