Лабиринт мертвеца
Шрифт:
Вход в пещеру тянулся узким коридором, обе стены которого были до половины высоты выложены коричневым кафелем – будто Тодор и Христо очутились в одной из софийских кофеен, куда забегали после занятий в университете. На сводчатом потолке и верхней половине стен белела штукатурка, местами отсыревшая, но в целом гладкая, нанесённая совсем недавно. Под ногами стелился пол, покрытый серым и чёрным кафелем в шахматном порядке. Тодор коснулся стены, словно не верил своим глазам и боялся, что рука пройдёт сквозь пелену иллюзии. Нет, плитка была настоящей. Он гадал, кому взбрело в голову заниматься отделочными работами под вершиной «Моминой скалы», а когда Христо обернулся
Коридор вывел в тёмное помещение. Тодор и Христо высветили низкий потолок, закруглённые стены, неизменную шахматную плитку пола и… два металлических стеллажа с книгами.
– Невероятно, – одними губами прошептал Тодор.
– Я же говорил!
Тодор, заворожённый, осмотрелся и убедился, что Христо отыскал чью-то потайную библиотеку. Нелепую, абсурдную, порождённую больной фантазией и всё же полноценную библиотеку на три или четыре сотни книг! Ни дверей, ни лестниц. Ни выключателей, ни светильников. Не пещера, а какой-то бункер, защищённый от солнца и дождя!
– Неудивительно, что тут так душно, – прошептал Тодор.
Они с Христо двигались и говорили тихо, словно боялись разозлить невидимого библиотекаря. В тишине слышали, как над естественной крышей библиотеки завывает ветер.
– Смотри. – Христо направил фонарик себе под ноги.
Пол в центре был выложен мелкой плиткой с чёрнобелыми узорами и буквами. Тодор опустился на колени в надежде отыскать надпись, объяснявшую происхождение библиотеки, и увидел, что узоры сплетаются в довольно схематичную карту мира. Надписи лишь указывали на отдельные страны, горы и реки, среди которых встречались совсем незнакомые Тодору названия вроде Зурбагана, Патюзана, Чандапура или Бату-Кринга. Запутавшись в них, он перешёл к стеллажам.
На стеллаже слева стояли книги на разных языках. Тут, расставленные без видимого порядка, встречались немецкие, французские, русские, болгарские томики. Попадались даже японские. Ну, или корейские – трудно сказать. Тодор и Христо наугад выхватывали их и наскоро пролистывали. Внутри не нашли ни закладок, ни пометок. Ницше, Ньютон, Мор, Мур. Сразу два Мура: Томас и Джордж! Платон на греческом и Омар Хайям на английском. Из знакомых книг Тодор обнаружил «Оцеолу, вождя семинолов» британца Майн Рида и «Таинственное похищение» болгарина Ивана Ружа.
На стеллаже справа книг стояло меньше. Их корешки были одинаковой толщины, а надписи на корешках – однотипные, выполненные в схожей манере. «Змеи Исландии», «Кошки Шпицбергена», «Пресные озёра Мальты», «Свобода слова в России», «Религия Фридриха Великого». Христо подцепил «Кошек Шпицбергена» и отскочил, едва не сбив Тодора.
– Ты… – возмутился было Тодор, но осёкся – увидел, что из упавшей книги просыпался серый песок. Порох какой-то или измельчённый уголь.
Тодор и Христо вскоре убедились, что на стеллаже справа стоят только пластиковые муляжи – в таких домохозяйки прячут деньги или драгоценности, рассчитывая, что воры не приметят их среди настоящих книг. Это объяснило внешнее сходство корешков, однако не помогло разобраться, зачем владелец библиотеки наполнил муляжи песком и зачем вообще устроил подобную бутафорию под вершиной «Моминой скалы».
Тодору и Христо в тот день не довелось наблюдать за египетским стервятником. Они пробыли в пещере до вечера и на обратном пути в Маджарово, взбудораженные находкой, даже не вспомнили об изначальной цели своего похода. Возвратившись на отмеченную указателями тропу, обменялись самыми невероятными предположениями, но разгадать тайну
С похода Тодора и Христо началось моё первое приключение – это правда. Но тогда, в августе, я отдыхала с родителями на Виштынецком озере и ни о чём не подозревала. В сентябре я спокойно училась, гуляла с друзьями. В октябре помогала родителям в их магазинчике, сидела в библиотеке и ездила на дачу. В общем, занималась самыми обычными делами. Всё изменилось, когда за неделю до осенних каникул в почтовый ящик нашего дома в Безымянном переулке упал конверт с маркой, на которой был изображён египетский стервятник, или, как его называли в Болгарии, «египетският лешояд».
Глава первая
«Я таджик»
В начале семнадцатого века в Кёнигсберге закоптили полукилометровую колбасу Сотня мясников пронесли её по городу потом положили на составной полукилометровый стол и принялись дружно распиливать ножовками. Вот это я понимаю – праздник! Сидя на подоконнике, я рассматривала рисунки Николауса фон Книллинга, изобразившего и ту колбасу, и довольных горожан, и сопровождавших колбасную процессию музыкантов. Мама оставила меня на кассе, но покупатели сегодня заходили редко, и я выбирала тему для новых открыток. Почему бы не напечатать рисунки фон Книллинга – туристам понравится!
В пандемию школа перешла на пятидневку, и по субботам я частенько сидела в торговом зале. Подоконники здесь глубоко вдавались в оконные ниши. Покрытые матрасиками, подушками, они заменяли посетителям обычные диванчики. Это мама придумала. Тут каждый постарался и что-то придумал для нашей «Почтовой станции Ратсхоф». Мама выбрала пузатые витрины-холодильники и придвинутые к подоконникам столики. Дедушка Валя взгромоздил на кованую подставку радиоприёмник «Камри» со старомодными ручками, и покупатели сами выбирали нужную волну. Я уговорила родителей застелить пол безворсовыми ковриками-килимами, а папа привёз из Беларуси деревянный стол для наших с мамой мастер-классов. Ну и название магазину, конечно, выбрал папа. Магазины открыток в России как только не называли! Вот хорошенькая «Лунная станция» и «Сумка почтальона». Вот «Почтовый переулок» и чудесный «Марк Штемпель». «Чары волчары» тоже звучали неплохо для тех, кто играл в «Таверну „Красный дракон”» и знал о чарах волчары не понаслышке. Да, названий было много, но «Почтовая станция Ратсхоф» мне нравилась больше всего.
Вообще, папа раньше преподавал историю в калининградском университете, а потом увлёкся открытками. С тех пор помогал коллекционерам, находил недостающие карточки, реставрировал повреждённые экземпляры и готовил их к продаже. Музеи, театры и архитектурные бюро нанимали папу консультантом, если хотели выяснить, как изначально выглядела вилла, или платье, или что-то ещё историческое, чьё описание затерялось в архивах. Папа находил нужную коллекцию у знакомого филокартиста, а в ней – нужную фотографическую открытку, приводившую заказчиков в восторг: они наконец могли доподлинно восстановить фасад, нарисовать декорацию или точно описать у себя в книге какую-нибудь давно переименованную и застроенную современными зданиями улочку.