Лабиринт памяти
Шрифт:
Драко качал головой, и ему казалось, весь мир хороводит вокруг него. Его отец — отец! — который всегда был одержим идеей истребить всех грязнокровок, который презирал и ненавидел их, а ещё с удовольствием пытал, применяя во время войны самые тёмные и изощрённые заклятия, — был влюблён в одну из них?! Чушь!
— Нет, это неправда. Этого просто не может быть! — еле совладав со своими эмоциями, произнёс Драко.
— Это правда, дорогой, — накрыла своей ладонью его руку Нарцисса. — Он любил ту девушку. И эта любовь его погубила. Когда мы поженились, он уже был одержим идеями Тёмного Лорда, с благоговением рассуждал о новом обществе безо «всякой мерзости», а со временем стал настоящим фанатиком. Я уважала его выбор и интересы, но на самом
— Безосновательно?! Она предала меня, мама! Разве это не достаточное основание для того, чтобы попробовать жить без этой самой грёбаной «любви»?! — подскочил на ноги Драко, гневно уставившись на мать.
Она грустно ему улыбнулась.
— Ты упрям, Драко, и горд, как и все Блэки. А ещё слеп, как отец. Ты не хочешь признать, что у Гермионы были веские причины, чтобы сделать то, что она сделала. Она была напугана, раздавлена событиями войны и считала, что будет лучше пожертвовать собственным счастьем, чем счастьем близких. А письмо от твоего отца стало лишь последним аргументом в пользу того решения, в котором она сейчас так раскаивается.
Драко фыркнул и с горечью покачал головой. Он осознавал, что мать снова права, но мысль о предательстве Грейнджер так прочно всосалась в его измученный мозг, причиняя ежеминутную боль, что он и думать не мог о том, каково было Гермионе в тот год на самом деле.
Он просто помнил, что любовь к ней спасла его. А её любовь, как оказалось, её саму едва не погубила. Во всяком случае, именно так он воспринимал мотив её поступка, который не мог простить.
— Я знаю, какого это, Драко, жить с мужчиной, который тебя не любит. Со временем твоему отцу, конечно, удалось проникнуться ко мне чувствами. Можно сказать, он даже полюбил меня, по-своему. Но я всегда знала, что его сердце принадлежит другой женщине, как и сейчас знаю, что твоё принадлежит только Гермионе. Поэтому не делай глупостей, Драко! Не повторяй ошибок отца! Пощади ту девушку, пока она не влюбилась в тебя окончательно. И… прости Гермиону. Я знаю, как тебе тяжело это сделать, но ты должен понять…
Она на миг замерла, и Драко нетерпеливо спросил:
— Понять что?
Нарцисса поднялась с места и пристально посмотрела ему в глаза.
— Что иногда лучше пожертвовать гордостью и позволить себе быть счастливым, как бы твой разум ни сопротивлялся. Слушай сердце, Драко. Его ты никак не сможешь обмануть.
Драко не знал, как ему реагировать на этот ошеломляющий разговор. В голове было столько кричащих мыслей, которые будто молоточками отбивали нестройный ритм с внутренней стороны его черепной коробки, что он выдал первое, что пришло в голову:
— Только не говори, что одобряешь мой союз с грязнокровкой.
Глаза Нарциссы холодно блеснули, когда он произнёс последнее слово.
— Я одобряю всё, что способно сделать тебя счастливым, Драко, — без тени улыбки ответила она. — Я, как и ты, и так потратила слишком много времени на то, чтобы следовать указаниям Люциуса и жить по его искажённым жаждой мести принципам. Я уверена, мы заслужили право жить своей жизнью, Драко. А ты заслужил право любить и быть с кем захочешь сам.
Драко поражённо смотрел на мать, не сводящую с него мудрого взгляда, пока эти слова находили в нём странный, уже не кажущийся отвратительным отклик, словно она посеяла зерно надежды на, казалось, выжженной почве его души, даря долгожданное исцеление. И теперь внутри него зарождалось что-то такое робкое, светлое и настолько неуместное на фоне произошедших за один только вечер событий, что Драко разозлился на самого себя.
«Не
И от этого стало очень-очень тепло, но вместе с тем больно.
— Не смей, — вслух тихо повторил Драко, уже почти не сопротивляясь целебному ощущению, подсказывавшему, что он сможет найти выход из лабиринта, сможет вновь увидеть свет, если только у него хватит храбрости и сил на это.
Ведь теперь его воспоминания были существенно дополнены для того, чтобы всерьёз задуматься над словами матери и попытаться перестать быть заложником своей памяти.
Перестать быть пленником личного лабиринта памяти.
***
Гермиона закрыла глаза и с удовольствием втянула прохладный, пахнущий мокрым асфальтом и свежей травой воздух. Казалось, февраль распахнул дружелюбные объятия весне, которая благодарно приняла их и одарила его взамен теплом, пообещав остаться. Действительно, за какие-то несколько недель Лондон совершенно преобразился: теперь на людей будто насмешливо смотрели многочисленные глаза-лужи, ветки деревьев, словно дразня, показывали маленькие листочки-языки, а из развешанных по центру города ртов-динамиков, намеревавшихся говорить с утра до вечера, раздавались задорные мелодии, заставляющие губы невольно растягиваться в улыбке.
Ещё никогда Гермиона не видела такого оживления среди горожан в феврале, но, с другой стороны, она не помнила, когда в последний раз март вступал в свои права так рано. И поэтому сегодня, выйдя с работы на улицу и почувствовав, как грусть, порождённая безысходностью, привычно протягивает к ней ледяные пальцы, она решила зацепиться за это ощущение весны, решила прогуляться по улочкам и, может, забрести в пару магазинчиков. Но как бы она ни старалась сконцентрироваться на красоте просыпающейся природы, помыслы так или иначе возвращались к одному единственному человеку, о котором она уже разучилась не думать.
После неудавшегося свидания Гермиона написала Нарциссе и рассказала о произошедшем, предположив, что, скорее всего, она вновь встретила Драко, если ей не почудилось. Конечно, было бы лучше, если бы почудилось: мысль, что он увидел её с другим мужчиной, вызывала жуткие эмоции. И, хотя Драко сам встречался с другой, Гермиона всё же не хотела, чтобы он расценил её недовстречу как желание начать новые отношения.
Нарцисса ответила не сразу, но, когда ответила, поразила Гермиону, ответив, что Драко наконец-то вернулся в поместье и с ним всё в порядке. Правда, на этом известии письмо заканчивалось, и по его тону Гермиона поняла: сейчас не лучшее время вести переписку и разузнавать, как дела у Драко. Да и, в сущности, зачем ей уже это? Она решила отпустить его, а он, похоже, этим с удовольствием воспользовался, предпочитая забыться в объятиях Астории. По-хорошему ей не нужно было отправлять очередное послание Нарциссе, потому что не было никакой необходимости рассказывать о провальном свидании и потерпевших крах попытках жить без Драко. Теперь Гермиона понимала всё это очень отчётливо, но тогда… Тогда, когда она судорожно выводила строчки, боясь не успеть, когда в страхе представляла, что подумал Драко, увидев её с Аланом, она искренне считала, что поступает правильно, надеясь, что хотя бы Нарцисса сможет донести правдивую версию случившегося.
— Гермиона? — внезапно окликнул её знакомый голос, и она, обернувшись, заметила Саманту, стоящую всего в паре метров от неё.
— Ох, привет, Сэм! — шагнула к ней Гермиона, стеснённо улыбнувшись: ей было стыдно, что она так быстро покинула праздничный ужин, столкнувшись с Драко и его новой девушкой, и с тех пор так и не нашла времени заглянуть в гости.
Словно прочитав её мысли, Саманта произнесла:
— Давно не виделись! Я уже и забыла, как ты выглядишь!
Она всплеснула руками и укоризненно покачала головой.