Лабиринт памяти

Jane Evans

И она действительно заткнулась, чему Драко даже не удивился. Видимо, идиотка была настолько в него влюблена, к тому же видела себя в роли его будущей жены, что была согласна на всё. В другой ситуации Драко, возможно, даже пожалел бы её, если бы не знал, каким человеком была Астория: готовым идти по головам ради цели, думающим только о собственных интересах и эгоистично следующим своим желаниям. Она привыкла получать всё, что только захочет, а Драко оказался для неё, пожалуй, одной из самых капризных и не поддающихся контролю прихотей. И поэтому она

на самом деле готова была на всё, лишь бы быть с ним, а он этим пользовался.

Отвратительно.

Открыв дверь, он затолкнул её в спальню и, не давая сказать и слова, вновь приник к её губам. Она почти не сопротивлялась, когда он, беспорядочно блуждая по её телу руками, начал стаскивать одежду, а спустя минуту и вовсе начала ему помогать. Драко, как мог, блокировал жгущее губы желание отстраниться и бежать, бежать прочь от этой насквозь фальшивой женщины, которая наигранно закатывала глаза и постанывала невпопад. Но он обязан был остаться, он должен был доказать себе, что сможет забыть Грейнджер. Ему необходимо отрезать последние пути к отступлению, необходимо окончательно уничтожить сопливого неудачника, живущего в душе и стенающего, что он делает что-то до ужаса неправильное.

«Всё правильно», — зло думал Драко, стаскивая с Астории платье. — «Правильней быть не может».

Он толкнул её на кровать и подмял под себя, спускаясь поцелуями к тонким ключицам и чувствуя запах чего-то тошнотворно сладкого, похожего на запах Пэнси, но ни капли не совпадающего с её запахом.

Яростно стиснув зубы, Драко на миг замер, пытаясь выкинуть глупые мысли из головы, и в этот момент Астория вывернулась из-под него и, заставив его перевернуться, села сверху. Она провела пальцами по его торсу вниз, бесстыдно глядя ему в глаза, а затем наклонилась для поцелуя, в то время как Драко едва не взревел от отвратительного понимания — он не хочет её.

Совершенно.

Видимо, Астория тоже это заметила, а потому, на мгновение стушевавшись, принялась расстёгивать его брюки в надежде исправить ситуацию.

И эти умелые, даже чересчур умелые прикосновения, совершенно для Драко чужие, были настолько ненужными, по-настоящему лишними, что он знал — ничто не поможет.

Ничто не сможет «исправить ситуацию», потому что он даже не мог «исправить» самого себя. Он не мог выбить из головы дурь, складывающуюся в до боли знакомые черты лица той, что сейчас, возможно, прямо в этот момент, ублажает другого мужчину.

Подумав об этом, Драко пришёл в такую ярость, что с глухим рыком вновь перевернул Асторию и прижал её руки к постели. Он уловил страх в её глазах и, чтобы не видеть его, резко опустился к шее, прикусив бледную, лишённую и намека на загар, какой был у Грейнджер, кожу. Он назло самому себе стал спускаться ниже, пока его рука скользила по внутренней стороне бедра Астории. И опять эта мысль, словно в насмешку проиллюстрированная укоризненным взглядом карих глаз, всплывшим в памяти: он ласкает не её.

Как раз в этот момент Астория застонала, и это так резануло слух,

что Драко не смог поймать прострелившую его висок мысль — это не Грейнджер. Та, что лежит под ним с широко разведёнными ногами, абсолютно готовая принять его хоть сейчас, не Грейнджер.

«Это не она, мать твою!» — истошно взревело подсознание, и Драко замер, поражённо уставившись сначала на свои руки, замершие на тощих, совершенно точно не её бёдрах, потом на готовые издать очередной фальшивый стон губы, слишком тонкие, чтобы быть её, а затем и в голубые, прищуренные и холодные глаза, в которых никогда не будет и частички того тепла, которое он так любил во взгляде Грейнджер.

— Это не она, — ошеломлённо прошептал он, осознав, что не просто не хочет Асторию, а испытывает к ней самое настоящее отвращение из-за того, что она не та, кого он на самом деле хотел сейчас видеть под собой, рядом с собой, всегда.

Если бы это было возможно.

Если бы между ними не было выжженной ядом предательства пропасти, которую уже никогда не удастся пересечь.

— Что ты сказал? Что такое, Драко? — приподнялась на локтях Астория, нахмурившись, и это стало последней каплей.

— Уходи, — еле слышно отозвался он, вставая с кровати.

Конечно, Астория не могла понять его поведение, мотивы его безумных поступков, и потому вполне ожидаемо спросила:

— Но… Почему? Что случилось?

— Пожалуйста, лучше просто уйди, — уже шипел Драко, отступая к стене. Он ногой наткнулся на её мантию и, брезгливо подобрав её с пола, швырнул ей.

Вероятно, Астория была настолько изумлена, что даже забыла про свою способность понимать с полуслова.

— Но, Драко… — притягивая пойманную на лету мантию к груди, неосмотрительно начала она, и это переполнило чашу его терпения.

— Убирайся, твою мать! — взревел Драко, и до неё наконец дошло. Со сдавленным всхлипом Астория быстро натянула платье и, схватив оставшиеся вещи, аппарировала с громким хлопком.

Драко, тяжело дыша, ещё несколько минут стоял неподвижно и с закрытыми глазами пытался смириться с душащим пониманием — это конец.

Он не сможет забыть Грейнджер, как бы ни желал.

Он не сможет даже захотеть другую, хотя раньше у него никогда не возникало проблем с эрекцией.

Чёрт, похоже, Грейнджер не просто его окончательно сломала. Она ещё и сделала из него грёбаного импотента, раз у него попросту не стоит при виде почти голой и привлекательной женщины.

Драко устало опустился на кровать и упёрся локтями в колени, спрятав лицо в ладони.

Ему придётся признать — пока что любовь к Грейнджер настолько до отвращения сильна, а он пред ней — настолько до мерзости беспомощен, что быть с другой женщиной — это скорее наказание, безжалостно избивающее его чувством брезгливости, чем удачная идея, способная помочь ему выбраться из того лабиринта, в котором он заблудился.

Из настоящего лабиринта памяти, из которого, скорее всего, ему уже никогда не суждено найти выход.