Лабиринт памяти
Шрифт:
— Нет, прошу тебя, не…
— Ты любишь другого. Всегда любила, — перебил Рон, и возникло ощущение, будто этими словами он ударил её под дых.
Она встала с дивана и, всматриваясь в его лицо, попыталась найти слова, но их просто не было.
— Кто он, Гермиона? Скажи мне, — устало попросил Рон, не сводя с неё полного горечи взгляда, пока она всё так же молчала.
Разбушевавшийся за окном ветер покачнул крону дерева, и ветки с остервенением хлестнули по стеклу, как бы подгоняя Гермиону с ответом.
— Ну? — настаивал Рон, чуть повысив голос, и она поняла — всё.
Момент
Она обязана рассказать правду. Ради Рона, ради его счастья с Сэм и их будущего ребёнка. Она должна отпустить его, поступить правильно, даже если потеряет его дружбу и уважение навсегда.
Рон заслуживает истины, а она, к сожалению, не заслуживает прощения за то, что так долго врала ему, впутав в эту паутину лжи самых близких ему людей.
Она должна принять ответственность, должна, в конце концов, сдаться и признаться не только Рону, но и всем вокруг, если потребуется.
— Кого ты смогла полюбить, Гермиона? Ответь, пожалуйста. Назови мне его имя, — с болью в голосе повторил Рон так, словно и сам уже обо всём догадывался.
И она, шагнув на свой личный эшафот, смело вскинула подбородок и произнесла последние слова, как перед неминуемой казнью:
— Драко Малфой. Я люблю Драко Малфоя.
Окно резко распахнулось, рама неистово ударилась о стену, и ветер больно хлестнул Гермиону по щекам, будто в наказание.
Спустя час, когда она сидела на полу в окружении осколков разбитой посуды и собственной жизни, безмолвно плача, она пыталась вспомнить, как-то собрать мыслия о состоявшемся разговоре, но боль, лавина боли, расплавляла разум, просто не давала ей сконцентрироваться. Кажется, Гермиона рассказала Рону всё, ведь он позволил ей рассказать, а потом… Потом было много слёз, криков, оправданий, слов мольбы и обоюдного желания, чтобы это оказалось дурным сном.
Последним, что отчётливо запомнила Гермиона, был прощальный, разочарованный и выкрашенный в отчаяние взгляд Рона, а ещё… Его тягучее, выворачивающее внутренности молчание, которое говорило больше любых слов.
Да, это так.
Он не простит её.
Никогда.
И Гермиона, хоть и оплакивала свою потерю, всё же чувствовала и светлую грусть от того, что теперь он по-настоящему свободен и знает правду.
Что теперь по-настоящему свободна она сама и готова сполна заплатить за это.
***
— Что тебе нужно?
Драко нахмурился. Конечно, он догадывался, что Дафна не будет в восторге от его прихода: Астория порой рассказывала той непозволительно много. Но он не ожидал, что она едва не вспыхнет от ярости, как только увидит его на пороге дома.
— Послушай, я пришёл перед ней извиниться. Она здесь? — устало поинтересовался он, глядя, как Дафна насупилась и скрестила руки на груди.
— Проваливай, — выплюнула она, буравя его грозным взглядом исподлобья. — Или тебе было недостаточно того, как ты…
— Драко? — показалась из-за её плеча белокурая голова Астории. — Что ты тут делаешь?
Драко облегчённо вздохнул. Теперь всё должно было пойти куда легче.
Так и оказалось. Он не ошибся, предположив, что Астория всё же выслушает его, хотя это и стоило ему вымотанных нервов от громкой
С той ночи, когда они виделись в последний раз, прошло три дня, и он, ощутив угрызения совести и поддавшись уговорам матери, решил всё же попросить прощения. Астория, безусловно, была не самым приятным человеком, но, во всяком случае, ей удавалось его чуточку отвлечь от разрушительных мыслей и хотя бы немного разнообразить его жалкое существование. Она не виновата, что он облажался в постели, и уж точно не её вина в том, что она не Грейнджер, для того чтобы он захотел её по-настоящему.
К удивлению Драко, Астория тут же простила его, ну, или сделала вид, что простила, когда он, выдумав какие-то совершенно дурацкие причины, объяснил своё поведение и извинился перед ней. Она сама предложила прогуляться по Лондону, и Драко нехотя согласился, вспоминая последний серьёзный разговор с Нарциссой. Когда он осторожно уточнил у Астории, будет ли иметь эта встреча исключительно дружеский формат, та ответила утвердительным кивком и даже улыбнулась.
Драко знал: она снова врёт. Наверняка до сих пор втайне надеется, что когда-нибудь он сможет её полюбить.
Дура.
Но он сделал вид, что верит её словам, ведь, к счастью, был уверен: она не станет к нему лезть с поцелуями и объятиями, если он сам не захочет, потому что будет до последнего играть роль «подруги», прекрасно осознавая, что на данный момент Драко большее совершенно ни к чему. Она будет проводить с ним время, не надоедая, но при этом стараясь увлечь беседой, и тем самым постепенно заставит его привыкнуть к ней. Она сделает всё, чтобы ему было комфортно в её обществе, и только если подвернётся удачный момент, позволит себе большее, чем дружеское общение, как это было уже однажды. Она заставит доверять ей и медленно вселит в него уверенность, что теперь он без неё не может, и она для него — идеальная пара. И вот тогда-то капкан захлопнется, и он окажется в ловушке.
Да, возможно, всё так бы и было, если бы не одно «но».
Драко знал все эти манипуляции наизусть, и сейчас, когда его разум не был затуманен болью предательства, он видел Асторию насквозь, прекрасно понимая, какие мысли посещают её подлую головку, если она готова переступить даже через гордость во имя достижения цели. Интересно, если бы она узнала, что Драко безнадёжно влюблен в Грейнджер — стала бы так стараться? Или ей абсолютно плевать на его чувства к другой, ведь она самоуверенно полагала, что ей удастся его околдовать своими женскими штучками?! Скорее всего, второе.
И от этого становилось противно.
— Я думаю, ты понимаешь, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы, Астория, — осторожно начал Драко под конец их прогулки. — Я не хочу врать тебе, и поэтому прошу прощения, что ввёл тебя в заблуждение, заставив думать иначе.
— Всё в порядке, Драко, я понимаю. Но простить тебе грубое поведение и окончательно всё забыть смогу лишь при одном условии, — сказала она, хитро сверкнув глазами.
Драко едва сдержался, чтобы не закатить глаза.