'Ламия', 'Изабелла', 'Канун святой Агнесы' и другие стихи

Китс Джон

Ответил глухо горестный гобой,

И тотчас смолкло все за звякнувшей скобой.

XXX

262 Но долго-долго длился безмятежный,

Лазурновекий и беззвучный сон...

На скатерти он ставит белоснежной

Все яства экзотических сторон:

Сиропы сдабривает киннамон,

Соседствуют миндаль и персик рдяный,

Прозрачное желе, айва, лимон,

Густой шербет и сладостная манна

Из Самарканда, из кедрового Ливана.

XXXI

271

Пылающей рукою громоздит

Он щедрые дары чужого края:

В корзинах ярких роскошь их блестит,

Прохладный аромат распространяя.

Спит Маделина, ни о чем не зная.

"Теперь очнись, о нежный серафим!

Я - твой паломник, ты - моя святая.

Скорей открой глаза - иль сном глухим

Забудусь близ тебя, отчаяньем томим".

XXXII

280 Сон девы затенен завесой пышной,

Свисающей с лепного потолка.

Над Маделиной Порфиро неслышно

Склоняется - и робкая рука

К подушке прикасается слегка.

Но полночь властно чувства чаровала

И, словно скованная льдом река,

Во сне оцепенев, она молчала,

А лунный свет играл на кромке покрывала.

XXXIII

289 Взял лютню он - и песня полилась,

Полна печали и надежды страстной:

"La belle dame sans mercy" она звалась,

Ее отчизной был Прованс прекрасный.

Но Маделина в дреме безучастной

Недвижна словно статуя - и вдруг

Глаза открыла. В их лазури ясной,

Как туча налетевшая, испуг...

Он, смолкнув, ниц упал - лишь сердца слышен стук.

XXXIV

298 Но широко раскрытыми глазами

Блуждая в царстве сладостного сна,

Наполнив их туманными слезами,

На Порфиро глядит, глядит она.

Не узнает его, потрясена

Случившейся нежданно переменой.

Внезапная страшна ей тишина:

Недвижен он, обняв ее колена;

И сердце полнится тревогою смятенной.

XXXV

307 "Ах, Порфиро! Мгновение назад

Твой дивный голос, клятвенно-влюбленный,

С напевами сливался в стройный лад;

Сиял твой взгляд, восторгом озаренный

И вдруг ты побледнел, тоской сраженный,

И, лютню уронив, поник, скорбя...

Молю: стань прежним, песней окрыленной

Утишь тревогу, успокой, любя:

Знай, нету на земле мне места без тебя".

XXXVI

316 И Порфиро воспрянул упоенно:

Как тонет метеор в пучине вод,

Звездой слепящей канув с небосклона,

Как с розой заодно фиалка льет

На утренней заре дыханья мед,

Так с Маделиной Порфиро... Все смолкло,

И только ветер

в окна яро бьет

Колючим снегом, сотрясая стекла.

Померкла ночь: луна в прорывах туч поблекла.

XXXVII

325 "Темно: буянит ветер ледяной.

Нет, то не сон: в твоем тону я взоре".

"Темно: разбушевался ветер злой.

Увы, не сон - о горе мне, о горе!

Теперь меня покинешь ты в позоре.

Жестокий! кто привел тебя сюда?

Обманута тобой, погибну вскоре,

Как горлица, лишенная гнезда.

Но все прощаю - и прощаюсь навсегда!"

XXXVIII

334 "О нежная невеста - Маделина,

Мечтательница милая моя!

Нет для меня другого властелина,

Твоим вассалом верным буду я

И, преданность священную тая,

Твоим щитом багряным буду ныне.

Доверься мне: заброшенный в края

Мне чуждые, я мнил себя в пустыне

И вдруг, как пилигрим, приблизился к святыне.

XXXIX

343 Бушует вьюги безобразный бред,

Но нам она должна быть добрым знаком.

О поспеши: пока не встал рассвет,

По просекам и мшистым буеракам

Умчимся вдаль, окутанные мраком.

Поторопись, любимая: сейчас

Упившимся злокозненным гулякам

За пиршеством разбойным не до нас.

Вон там, за пустошью, мы скроемся с их глаз!"

XL

352 И Маделина с Порфиро поспешно

Сбегают вниз, вдоль леденящих стен.

Им чудятся драконы в тьме кромешной

И копья, и мечи, и страшный плен.

Но замок будто вымер... Гобелен,

С картинами охоты соколиной,

Качался на ветру. Взвевая тлен,

Гулял сквозняк по галерее длинной,

Волнами пробегал ковер, как хвост змеиный.

XLI

361 И к выходу в глубокой тишине

Две незаметно проскользнули тени.

Храпит привратник, привалясь к стене,

Бутыль пустую уронив в колени.

Дымит трескучий факел. В сонной лени

Пес поднял голову, и мирный взгляд

Их проводил. На стертые ступени

Упав, засовы тяжкие гремят:

В распахнутую дверь ворвался снежный ад.

XLII

370 Они исчезли в белой мгле метели

Давным-давно - и след давно простыл.

Барон всю ночь ворочался в постели;

Гостей подпивших буйный пляс томил

Чертей и ведьм - ив черноту могил

Тащили их во сне к червям голодным.

Анджелу тяжкий паралич разбил;

С раскаяньем, на небе неугодным,

Почил монах, склонясь над очагом холодным.

(Сергей Сухарев)