Ларец Самозванца
Шрифт:
— Не надо! — поспешно вмешался пан Анджей, внутренне содрогнувшись и лихорадочно припоминая, не попалось ли случаем ему что-нибудь, похожее на мусор, в еде. — Не надо с пола! Лучше заново сготовить… А накажешь ты её позднее, прелесть моя… Пойдём-ка!
Служанка тихонько — не дай Бог, хозяйка услышит — хихикнула, отчего огромные её груди колыхнулись жутковато. Та, впрочем, не услышала. Слишком занята была настойчивым паном, который целеустремлённо заталкивал её в дальний угол. Ну, а когда затолкал, ей окончательно стало не до того, а пан Анджей сполна разогнал кровь в жилах… Говорят, это помогает при ушибах!
Некоторое время спустя, когда слегка утомившийся пан Анджей удобно устроился на мешках, в которых на этот раз оказалась мука, вполне удовлетворённая Сара обратила внимания, что служанка по-прежнему здесь и значит, была свидетельницей её вольной или невольной измены мужу. То, что бедолага Моисей давно уже обладал ветвистыми рогами, что про любовные похождения своей жены он был извещён и давно с этим смирился, дела не меняло…
Поддёрнув сбившуюся юбку и заправив грудь обратно в рубаху, Сара решительно шагнула вперёд.
— Ну? — медленно сказала она. — Что ты здесь застряла? Делать нечего?!
Служанка не успела и рта раскрыть, как оглушительная пощёчина заполонила собой всю кухню. Она тут же заревела в голос, не заботясь о том, что нос от этого стал похож на свеклу, а щёки приобрели ещё более яркий и насыщенный багровый цвет…
— За что, госпожа?! — провыла она, между делом отметив с удовлетворением, что польский господин от всей этой разборки между женщинами поморщился, скривился и вообще явно ощутил себя не в своей тарелке. — Я гуляш убирала, как ты велела!
— Плохо убирала! — слегка сбавив тон, возразила хозяйка. — Не вижу! Впрочем, убирай дальше. И чтобы через полчаса пол был чистый, а тебя здесь и духу не было!
Пребывая в самом дурном настроении, она пулей вылетела из кухни. Грохнула, чётко впечатавшись в косяк, дверь…
Некоторое время на кухне стояла тишина, прерывавшаяся только всхлипываньями принявшейся за работу служанки. Потом отдохнувший пан Анджей уселся на мешках… Взору его открылась дивная картина: подоткнувшая юбку служанка старательно затирала пол, позабыв или решив не обращать внимания на пана. Что ж, решение её было вполне правильным… по крайней мере, на взгляд пана Анджея, который счёл, что ноги её полноваты, а вот зад — в самый раз.
Внезапно, видимо услышав шорох за спиной, служанка выронила тряпку, и резко обернулась.
— Ой, пан! — пролепетала она. Юбку, впрочем, не одёрнула, явив взору пана Анджея красные круглые колени. — Ой, стыд-то какой!
Трудно сказать, чем руководствовался пан Анджей в этот миг, но он довольно быстро для своей комплекции встал и, подойдя и развернув её обратно, задом к себе, резко и быстро овладел ей. Не встретив, правду сказать, намёка на сопротивление. Служанка только приговаривала изредка, между стонами и охами.
— Господин!.. Господин… Господи…
Пан Анджей так увлёкся, разгорячившись, что не расслышал шагов за спиной. Он вряд ли вообще обратил внимание по сторонам, если бы его внимание не привлекли к себе самым элементарным способом — обрушив на голову сковороду. Хорошо ещё, холодную и без содержимого!
Сотрясение мозгов всё равно было основательным. Пан Анджей, никак не ожидавший такого подлого нападения в миг высшего для мужчины блаженства, немедленно потерял способность не только соображать, но даже и стоять на ногах. Так и стёк мордой по заднице служанки вниз, тупо глядя перед собой ничего не видящим взглядом и поперву даже не пытаясь что-либо осознать. В ушах — это он сознавал — стоял неумолчный звон, как если бы все церкви, храмы, соборы, колокольни и звонницы Москвы начали звонить одновременно в свои колокола.
Прошло немало времени, прежде чем он пришёл в себя.
— …сука! — закончила меж тем говорить Сара, опустив обратно на плиту свою сковородку. Служанка бесформенной грудой жира, костей и мяса валялась перед ней, не иначе как вдвое или втрое больше получив своё оружием возмездия — сковородой. Вряд ли она вообще была в сознании, но Сару сейчас мало интересовали подобные мелочи. Впрочем, она утихла, как только увидела, что пан Анджей пришёл в себя и сидит на полу, глядя на неё сердитыми, злыми глазами оскорблённого в лучших чувствах человека.
— Господин мой! — робко, полная вины, пробормотала она. — Тебе больно?
Больно ли было ему? Ха! Ещё как больно! Особенно если это позволяло уйти от неприятного разговора с невесть что себе вообразившей дурой-бабой!
Застонав, что было силы и пережив благодаря этому приступ резкой, острой боли в затылке, пан Анджей удостоился воркования, за ним — в отличие от служанки — начали трогательно и старательно ухаживать, не забывая время от времени вознаградить терпение нежным и страстным поцелуем. Скорее страстным, чем нежным… Если бы ещё она меньше чеснока ела! И почаще мылась! Сейчас пан Анджею почему-то были очень неприятны её ласки.
— О, господин! — разочарованная его холодностью, простонала еврейка. — Неужели тебе больше по душе эта дура? Да ведь она — шлюха, дающая каждому, кто проявит малый интерес к её сомнительным прелестям! Господин мой, или ты сердишься на меня? Ну, прости… Я ведь не хотела!
Голова, особенно с того момента, как он приложил к нему холодную примочку, болеть стала меньше, хотя перед глазами всё по-прежнему двоилось. Холодно отодвинув её, пан Анджей встал и пошёл, пошатываясь, к двери. Только там обернулся…
Сара, уродливая до ужаса от слёз, что текли из неё вперемешку с соплями — потоком, стояла посреди кухни, не пытаясь ему помешать. Иногда она пыталась заговорить, но слёзы душили её и она так и не смогла ничего сказать в своё оправдание. Пан Анджей и не ждал…
— Никогда более не поднимай руку на шляхтича! — холодно сказал он. И вышел, оставив Сару рыдать дальше…
7
Во дворе царила обычная суматоха, предшествующая серьёзному бою. Редкой цепочкой рассредоточившиеся вдоль стены казаки пана Романа вели неспешную перестрелку с засевшими в кустах и прилегающим лесу разбойничками. Судя по комментариям, дошедшим до слуха пана Анджея сквозь царящий в голове колокольный благовест, перестрелка пока что не принесла новых потерь. Впрочем, никто не мог похвалиться, что его выстрел достиг цели. Разбойники умело маскировались и вряд ли оставались на месте после своего выстрела. Казаки же вынуждены были беречь порох и пули — зарядов на каждую рушницу, особливо после того штурма, оставалось не слишком много.