Лазоревый день. Книга первая
Шрифт:
Он попробовал сесть. Мышцы отозвались тупой болью и слабостью. В горле было сухо, так, что глотнуть не получалось. Но это была не прежняя жажда! И внутренности не пытались вырваться наружи. Анафилактический шок отступил.
Ароян облегчённо вздохнул, — на этот раз обошлось, они выжили.
Он наклонился, пытаясь разглядеть в темноте черты лежащей рядом девушки. Осторожно тронул её за руку. На мгновение показалось, что Орелик мертва, такой холодной была её кожа. Но раньше, чем смог нащупать пульс, понял, что ошибся. Русана тихо застонала, шевельнулась. Открыла глаза.
— Дад? Мы что, живы?
Вопрос прозвучал так смешно, что Ароян улыбнулся.
— Живы.
— Здорово! Знаешь, я
Давид не знал, права она или ошибается. Возможно, Ишбит в самом деле пыталась прекратить мучения чужаков, решив, что их смерть неизбежна. Или, наоборот, напиток дали, чтобы восстановить силы, после того как организм упрямцев очистился от чужеродного белка. Зачем потенциальные трупы укладывать на мягкую подстилку и закутывать в одеяла?
Русана села, откинула покрывало в сторону. У неё сомнений не было.
— Слушай, Дад, удачно как получилось! Город не охраняется, так что сматываемся, пока они дрыхнут. Представляешь, выйдут, а трупики-то сбежали! — Она вскочила на ноги, пошатнулась: — Чёрт, в ушах звенит от слабости. Ты идти сможешь?
— Наверное, смогу, — кивнул Давид. Но подниматься он не спешил.
— Так пошли, чего ждёшь? Пока эта Ишбит нас прикончит? Одного раза мало?
В такое Давид не верил. Если бы аборигены намеревались убить чужаков, они могли бы сделать это много раз. Поведение туземцев диктовалось иными мотивами, несомненно правильными и логичными для их мировоззрения. Но само это мировоззрение не походило на человеческое. Раньше Давид не считал такими уж важными вопросы, задаваемые Орелик: «За кого местные жители приняли людей?» Какая разница, — ясно, что не за тех, кем пришельцы были в действительности. Он спешил наладить контакт, преодолеть языковый барьер, и эта проблема решилась бы сама собой. Люди смогут рассказать — на уровне, доступном местной культуре, — о себе и своих потребностях. Это была нормальная человеческая логика. И стремление Русаны сбежать, вернуть свободу и право принимать решения, было вполне в её рамках.
Однако вчерашнее отравление всё перевернуло вверх тормашками. Или поставило с головы на ноги? В очередной раз вынудило вернуться к жуткой, но бесспорной мысли: людей Давида Арояна и Русаны Орелик, астронавтов «Паннонии», родившихся на планете Новая Европа, больше не существует. Каждый индивид — лишь клетка огромного организма под названием человечество. Когда связь с материнским организмом обрывается, их существование превращается в затянувшуюся агонию. Давид и Русана перестали быть частью человечества и потому каждый их поступок, продиктованный человеческим мировоззрением и логикой, был не менее глуп и безрассуден, чем путешествие на прогулочной яхте сквозь пояс астероидов.
Языковый барьер вчера дал первую трещину. Но что они могли объяснить Ишбит? Никакого контакта между разумными расами не предвиделось. Два астероида, затерявшихся в межзвёздном пространстве, ворвались в поле притяжения чужой звезды. Сейчас всё решалось. Либо сбросить скорость, стать спутником, чтобы долгие годы нежиться в лучах нового солнца. Либо сорваться под его предательским притяжением и сгореть. Либо продолжить полет и сгинуть навсегда в замораживающей пустоте.
Орелик была кибернетиком. Она прекрасно умела анализировать ситуацию, строить алгоритмы, дающие наиболее приемлемый результат при имеющихся данных. А Давид был навигатором. Он находил решение, когда исходных данных недостаточно. И пользовался
Давид попытался. Какое-то время девушка молча смотрела на него, обдумывая услышанное. Нетерпеливо дёрнула плечом: «Что ж, оставайся». Развернулась и шагнула из-под навеса.
— Руся, что, если они попытаются тебя вернуть? — только и нашёлся, что спросить.
— Пусть попробуют! Это им дорого будет стоить.
— Ты собираешься объявить войну? Целой расе? Хозяевам этой планеты?
— Да. Лучше умереть свободной, чем жить в клетке!
Всё верно, она нашла алгоритм, наиболее приемлемый для человека в данных обстоятельствах. Ароян смотрел вслед, пока девушка не исчезла за чёрными прямоугольниками строений. Поёжился, натянул покрывало на плечи.
Он замёрз. Первый раз замёрз на этой тёплой планете.
* * *
Городок спал. Никто не пытался остановить Русану, окликнуть. Ни тебе часовых, ни патрулей. Вопиющая беспечность туземцев поражала. А в сочетании с жестокой бесцеремонностью первой встречи казалась идиотской. Она проскользнула мимо крайнего барака, ступила на дорогу. Не заблудилась в этом лабиринте! Даже подвешенная вниз головой сумела запомнить путь к бегству. Не то, что Ароян! Наверное, ничего, кроме кругов перед глазами не видел.
Мысль о том, что Давид остался у туземцев, что теперь она одна, больно кольнула сердце. Ладно, прорвёмся! Орелик гордо вскинула голову, ускорила шаг. Каждый выбирает свой путь. Не удивительно, что у трусов и героев он не совпадает.
Тянущийся по правую руку лес жил своей ночной жизнью. Чем дальше от поселения, тем громче и отчётливее сообщали о себе его обитатели: треском, шорохами, писком, хлопаньем крыльев-перепонок. Знакомые, ставшие привычными звуки не пугали. В этом лесу у двуногих прямоходящих врагов не было, лишь добыча и пища.
От голода вновь засосало под ложечкой. Русана огорчённо вздохнула: тонкий серпик луны уже спрятался за макушки деревьев. Искать что-то в такой темноте — занятие бесперспективное, а вдоль дороги пальмы-зонтики не попадались. Да и не было уверенности, что хватит сил вскарабкаться! Зато слева, за живой изгородью тянулись поля аборигенов. Наверняка там можно было найти те гадкие овощи, которыми их пичкали две недели. Гадкие, но съедобные, способные поддержать силы.
Через изгородь Русана не полезла. Она сама по себе, не нуждается ни в чьей помощи, даже невольной. Ни в ком не нуждается! Дошла до самого поворота, где заканчивались поля, и дорогу с обеих сторон обступал лес. Хотела свернуть, не замедляя шаг, но не утерпела, оглянулась. Город чёрной глыбой вырисовывался на фоне звёздного неба. Лишь одно окошко-искорка светилось под крышей дворца. Но и то, будто почувствовав взгляд девушки, мигнуло, погасло. Она была абсолютно свободна делать всё, что заблагорассудится.
Обида, мгновенно вскипев, подкатила к горлу. Обида на всех и всё, и ни на кого конкретно. Должно быть, на саму себя? На парусном корабле заметили плотик, сбросили скорость, готовясь принять потерпевших на борт. Но команда парусника, их порядки и обычаи были странными, чужими. Поэтому она не раздумывая сиганула в океан, готовая уплыть на поиски… чего?
Русана всхлипнула и, не сдерживаясь, разревелась. Села посреди дороги, посреди чужой планеты, посреди огромной Вселенной, и плакала, плакала, плакала. Она ведь всего лишь женщина, самка своего племени, имеет право рассчитывать, что хотя бы иногда кто-то сильный и мужественный снисходительно отнесётся к её капризам, успокоит, поддержит, защитит…