Льды уходят в океан
Шрифт:
Степа крикнул матери в другую комнату:
— Давай те бутылки, в которых коньяк! И чашки давай!
Тогда Вынукан проговорил:
— Я пришел к тебе в гости, Ваненга.
— Вижу, — Степа кивнул головой. — У меня сегодня много гостей. Ты маленько опоздал, Вынукан. Где ж ты теперь сядешь?
— Я сяду рядом с Вуквутагином, — сказал Вынукан. — Или рядом с тобой, а Тимофей подвинется. Тимофею не обязательно сидеть рядом с хозяином чума.
Кто-то из гостей поддержал Вынукана:
— Вынукан — зоотехник. Тимофей должен уступить ему место.
И вот Вынукан сидит рядом со Степой. Локоть к локтю. Пьет коньяк, есть колбасу и сыр, которые Степа привез из города. И, захмелев, кричит на весь чум:
— В моем колхозе олени совсем не болеют. Правильно я говорю, председатель? Я сделал так, что они не болеют. Наука!.. Раньше в тундре почти не было ученых ненцев. Теперь есть. Я — ученый, Кунракай в колхозе «Север» — ученый, и еще есть, хотя совсем мало. Ученых везде мало. Правильно я говорю, люди?
Все молча кивают, дескать, правильно. А Степа негромко замечает:
Ты Вынукан, зоотехник. Это хорошо. Но ты — не ученый, однако. Ученый — это профессор, доктор, ассистент.
— Ученый — это ассистент! — дружно подхватывают гости, — Ученый — это доктор.
И думают: вот молодец Ваненга. Все знает. Ударник, однако, коммунистического труда. А Вынукан — хвастун. Он всегда кричит: «Я ученый!»
Вынукан сказал:
— Я — не ученый? У меня — диплом!
— У него диплом, — подтверждает Вуквутагин. — Это правильно, я сам видел.
Вынукан торжествует: у кого еще есть диплом? Может, у Ваненги есть? Пусть покажет!
Он, конечно, не говорит об этом, но каждому и так ясно: Вынукан — ученый, а Степан, хоть и ударник коммунистического труда, однако не ученый. Уй как плохо, что Степан — не ученый! Сейчас бы утер сопли Вынукану. А так вот приходится молчать: что ж поделаешь?
И Степа молчит. Долго молчит, глядя на опечаленную мать. Правда, по ее лицу Степа видит, что она все равно им любуется и ни на какого ученого Вынукана его не променяет, но все же ей, конечно, хотелось бы, чтобы сын был таким же ученым, как и Вынукан...
Степа спросил у Вынукана:
— Ты давно говорил, что будешь учиться в институте. До сих пор не учишься?
Вынукан снисходительно засмеялся:
— В институте? Ты знаешь, что такое конкурс?
Все гости посмотрели на хозяина: знает ли он, что такое конкурс? Ответит ли? Вынукан — хитрый, нарочно придумал такое ученое слово, чтобы Ваненга не ответил.
Степа сказал:
— Знаю.
Твердо сказал, от этой твердости всем стало легче и радостнее. Ай да Ваненга! Все знает, однако!
— Конкурс, — продолжал Степа, — это когда сто человек хотят поступить в институт, а туда надо только двадцать. Пять человек на одно место. Кого брать? Самых лучших, самых грамотных! Так?
— Так, — подтвердил Вынукан. — Только не пять человек на одно место, а десять! Как туда попадешь? Два раза пытался — ничего! Знаешь, кого берут? Если ты сын большого начальника. Или сын доктора. Понятно? А если ты простой человек — не попадешь. Я знаю.
— Не попадешь, — сказал Тимофей.
И все сказали:
— Не попадешь...
И вот тогда Степа не спеша вытащил кожаный бумажник и извлек из него какой-то документ. Протянув его Вуквутагину, попросил:
— Читай, председатель.
Вуквутагин водрузил на нос очки, развернул документ. Наступила такая тишина, будто вся тундра затаила дыхание. Даже Манту, собака Вынукана, перестала посапывать носом.
— Ну? — не выдержал Тимофей. — Читай, Вуквутагин!
И Вуквутагин начал читать. Медленно, точками разделяя слова. Прочитает одно-два слова, посмотрит на всех, словно спрашивая: «Понятно?», и тогда продолжает:
— «Степан Сядейгович Ваненга... действительно... Дей-стви-тель-но! — подчеркивает Вуквутагин, — ...является студентом... сту-ден-том! ...первого курса... заочного отделения... машиностроительного института... Ин-сти-тута!.. Ректор — Д. Емельянов».
Может быть, минуту, а может быть, и десять минут все было так, точно не живые люди сидели в этом чуме, а висела большая картина: один человек держит в руках длинную трубку, другой вытянул шею да так и замер в этой позе, третьего художник нарисовал с чашкой в руках, из которой что-то льется ему на колени, но он этого не замечает... Хорошая картина! Но все же не сумел художник вдохнуть в нее жизнь, и все получилось как бы оцепеневшим, застывшим. Только часы-будильник продолжают тикать, но застывшие люди на картине ничего не слышат.
А потом вдруг все ожило. Совсем неожиданно. Будто в чум заглянул самый великий шаман, плюнул-дунул на картину — и она ожила.
Вежливо, как и подобает хозяину чума, Степа сказал:
— Однако в институт попадают все, кто пройдет по конкурсу, Зачем быть обязательно сыном доктора? Ты, Вынукан, неправду говоришь. Есть даже такой Институт народов Севера. Ненцы, саами, эвенки — все там учатся. Неправду ты говоришь, Вынукан.
Степан потянулся было за своей справкой, но гости потребовали:
— Читай еще, Вуквутагин. Читай хорошо, медленно.
Вуквутагин опять начал:
— «...Действительно является...»
Все повторили:
— Действительно является...
— «...Студентом...»
И опять хором:
— Студентом!..
Может быть, завтра и Тимофей, и Кунракай, и Хэнча погонят оленей далеко от поселка-стойбища, встретятся на дальних отгонах со своими давними приятелями, сядут за чай, начнут выкладывать новости. «Что там у вас?» — спросит Чюси у Тимофея.