Льды уходят в океан
Шрифт:
— Да, тоже, — подтвердил Костя. — Я не болванчик.
Димка Баклан попросил:
— Выскажитесь пояснее!
— А чего тут неясного? — Костя в сердцах отшвырнул ногой пустую спичечную коробку. — Чего тут неясного? Марк правильно говорит: нам не все равно, что мы делаем. Работать, лишь бы получать деньги? К чертовой матери! Не хочу! Не хочу — и все! Мы что, вкалываем на дядю Сэма? Продаем свою рабочую силу?
— Завелся! — хмыкнул Харитон. — Мне лично плевать на то, где вкалывать. Лишь бы платили. Деньги не пахнут, сказал какой-то мудрец. Сколько обещал накинуть?
— Да помолчи ты, зануда! — одернул его Баклан. И к Марку: — Когда вы предложили ему работать на барже не в рабочие часы, он — что? Не согласился?
— Нет. Тогда мы с Костей сказали, что уходим.
— А он?
— Он говорит, пожалуйста. Секретарь даст бумаги для заявления.
— И на том спасибо, — сказал Баклан. — Пошли?
— Куда? — растерянно спросил Езерский.
— К секретарю за бумагой. Ты как, Думин?
Думин сидел на скамье, слушал, молчал. Со стороны могло показаться, что ему нет никакого дела до всей этой суматохи... «Мне все это безразлично», — говорил его спокойный вид. Но так только казалось. Глядя на Марка и Костю Байкина, слушая, о чем они говорят, он думал: «Все правильно. Работать надо с пользой. Не так, как этот самый Физиф или Сизиф. Мы не Сизифы, а советские рабочие. И если Борисов такой идиот, что этого не понимает, ему надо вправить мозги...»
— Не решаешься, Думин? — спросил Костя.
— Почему не решаюсь? — Думин протянул свои огромные ладони. — Я этими руками наварил столько, что дай бог каждому... Дай бог каждому! — повысил он голос и посмотрел на Харитона. — И еще наварю. — Он помолчал, шумно вздохнул и продолжал: — Деньги, конечное дело, нужны каждому человеку. Я тоже люблю заработать. Но если бы мне сказали: «Вот что, Климентий, бери автоген и давай кромсай вон тот новенький траулер, что только вчера спустили на воду, а мы тебе за это — миллион рублей!», я бы этими руками перво-наперво раскромсал башку тому, кто мне такое предложил бы. Ясно? Пошли, братцы. Пошли, Харитон, будь и ты хоть раз настоящим человеком.
Харитон только мельком взглянул на Думина, подскочил к Марку, уставился на него злыми глазами.
— Это ты, — запальчиво крикнул он, — это ты взбаламутил! Чего ты от нас хочешь, а? Чего тебе надо? Ты знаешь, чем все это пахнет? Таких типов, знаешь, как надо — вот! — Он быстро положил ноготь на ноготь и сделал движение, будто что-то раздавил. — Понял?
Марк молча оттолкнул его рукой и первым направился к конторе. За ним пошли все остальные. Тогда Харитон забежал вперед и, заглядывая в глаза поочередно Думину, Косте, Андреичу и Димке Баклану, затараторил:
— Братцы, подождите, братцы! Он же сказал, что накинет на расценки. Ну? Давайте скажем, чтобы в двойном размере. Он согласится. Слышите, братцы?
Думин остановился, взял Харитона за ворот комбинезона, встряхнул, затем легко приподнял и снова опустил на землю.
— Слушай ты, братец! До каких пор ты будешь путаться тут под ногами? Или ждешь, пока я из тебя душу вытряхну? Ну-ка! — кши! Шелудивая одноклетошная!
В кабинет к Борисову вошла секретарша.
— У меня там люди, Василий Ильич. Сварщики. Шесть человек. Можно к вам? — сказала она.
Борисов поморщился.
— Просите.
Когда они вошли, Борисов встал из-за стола и гостеприимным жестом хозяина указал на диван и стулья:
— Прошу садиться, товарищи.
Однако никто не сел. Плотно сгрудились у стола и все, кроме Харитона, положили перед Борисовым заявления. Борисов взглянул на них, чуть улыбаясь, сказал:
— Вас шестеро, а заявлений пять... Почему?
Харитон протиснулся вперед, доложил:
— Я не писал, Василий Ильич. Я в корне не поддерживаю. Имейте это в виду. Я остаюсь.
— Буду иметь в виду.
Борисов был, как всегда, спокоен и, кажется, даже весел. Он взял со стола одно из заявлений, надел очки, стал читать вслух:
— «От сварщика-докера Климентия Думина. Начальнику цеха. Мне двадцать шесть лет. Из них восемь я работаю сварщиком. Как-то я подсчитал — и получилась такая картина: оказывается, я проработал на сварке почти двадцать тысяч часов! Категорически вам заявляю, что все двадцать тысяч часов работал с пользой для дела, последние же двадцать два часа, работая на ненужной барже, я фактически выкинул коту под хвост. Так я не согласен, потому что так мне не интересно жить. Прошу рассчитать меня по моему собственному желанию и убеждению. К сему — Климентий Думин». Да-а! — держа бумажку в руке, Борисов опустился на стул. — Вы знатный человек, Климентий Думин.
Никто не понял, иронически говорит Борисов или серьезно. На Думина он смотрел внимательно и, кажется, тепло.
— Правильно, товарищ начальник, — подтвердил Думин. — Каждый докер — человек знатный. И я в том числе.
Борисов несколько раз утвердительно качнул головой, видимо соглашаясь с Думиным. Потом взял еще одно заявление и так же вслух прочитал:
— «От К. Байкина. Прошу меня уволить в связи с переходом на другое предприятие. Мотивы: я не заводная игрушка, чтобы мной играться. К. Байкин».
Прочитав все заявления, Борисов надолго задумался. Сварщики стояли молча, выжидая. Наконец он сказал:
— И вы полагаете, что с вашим уходом доки перестанут существовать?
Ответил Марк:
— Нет, почему же? Остаются ведь Беседин и Харитон Езерский, наверно , к вам придут и другие Харитоны.
— Вы очень горячий, Талалин! — заметил Борисов. — И не думаете о последствиях того, что делаете...
— Не горячий он, а рисуется! — не выдержал Харитон. — Корчит из себя искателя правды. Вы знаете, от кого весь сыр-бор загорелся, Василий Ильич? От него! Если б не он...
— А почему вы не подали заявление вместе со всеми, Езерский? — неожиданно спросил Борисов.
— Я?.. — Езерский не сразу нашелся, что ответить. — Я?
— Да, вы.
— Я не дурак, Василий Ильич, — Харитон насмешливо посмотрел на Марка и повторил: — Я не дурак, чтобы лезть не в свое дело. Я знаю, чем это пахнет. Мне сказано: на баржу, в затон, я — айда на баржу. Скажут: сваривай ржавые гвозди — буду сваривать. А что? Деньги платят? Платят. В нашей стране за всякую работу платят... А что сваривать — начальству виднее. Правильно я говорю, Василий Ильич?