Льды уходят в океан
Шрифт:
А в том, что у Родина с каждой минутой все больше портится настроение, можно было не сомневаться. И Петр Константинович чувствовал, как ему жаль Виктора. Он понимал его и, если бы мог, сказал бы: «Выбрось все это из головы, ничего особенного не произойдет...»
Но, конечно, он этого не сказал. Сказал другое:
— Гениальные ученые, выдающиеся изобретатели, доктора наук — сколько таких, перед которыми хочется как говорят, снять шляпу... Но если кто-нибудь из этих умнейших людей попытается написать простенькую музыкальную пьеску... — Петр Константинович на секунду умолк, взглянул на Домбрича и улыбнулся: — Вы понимаете, о чем я говорю? У вас что, не так здесь все устроено?
Смайдов пальцами притронулся к своей голове и опять улыбнулся.
— Богу — богово, кесарю — кесарево, — засмеялся Домбрич. — Но вы должны учитывать и другое: если бы я захотел стать летчиком, у меня вряд ли что получилось бы. Разве это неверно?
— Может быть, Чкаловым вы и не стали бы, но обыкновенным пилотом — гарантирую. А вот написать что-нибудь, подобное вашей рапсодии... Знаете, когда мы сегодня слушали вас и я смотрел на свою жену, у меня, признаюсь вам честно, возникло чувство зависти. Я вдруг понял, что никогда, даже если мы проживем с ней еще сто лет, я не дам ей и тысячной доли того, что она получила за два часа... Нет, не подумайте, что это чувство было недобрым. Я ведь и сам испытывал такие же ощущения, как и моя жена. Показалось, будто все в тебе вдруг оттаяло, и ты почувствовал необыкновенную легкость. Это трудно передать словами, очень трудно... Но вы, конечно, меня понимаете...
Петр Константинович отпил глоток шампанского и посмотрел на Домбрича. Композитор сидел задумавншсь, легонько постукивая пальцами по бокалу. Ему были приятны слова Смайдова и такая оценка его работы. Разве он не заслужил ее? Бессонные ночи, полные надежд и сомнений... Адовы муки, через которые способен пройти только сильный человек... «У вас что, не все здесь так устроено?» Наивный человек, этот Смайдов. И довольно симпатичный. Раньше почему-то казалось, что летчики несколько ограниченные люди. Приятное разочарование. Приятное знакомство...
— Ты почему молчишь, Полянка? — неожиданно спросил Смайдов. — Ты в чем-то со мной не согласна?
— Я? — Его вопрос застал Полянку врасплох. Она думала о другом. Или о том же? — Я ведь говорила тебе, как меня тронула эта музыка. Ты забыл?
— Она сказала, — Петр Константинович сделал вид, что вспоминает ее слова, — она сказала, что вы околдовали ее...
Домбрич недоверчиво взглянул на Полянку и положил свою узкую ладонь на ее руку.
— Это правда?
Возможно, он не придавал особого значения тому, что его рука лежит на ее руке... Смайдов, наверное, тоже не придал бы этому значения... Что в этом, собственно, предосудительного?..
Но случайно взглянув на Полянку, Петр Константинович помимо своей воли подумал: «С ней и вправду происходит что-то необычное. Она не такая, как всегда».
Он хотел прогнать от себя эту мысль и не смог. Не смог потому, что не только видел в лице Полянки незнакомое волнение, но и чувствовал, что она сейчас перестала быть сама собой. Полянка куда-то уходит. Уходит и от него, Смайдова, и от себя...
И он не ошибался. Полянка действительно куда-то уходила и уже ничего здесь не видела, а слышала только себя. Только свой голос.
Она почувствовала, как Домбрич сжал ее руку.
— Вы задумались о чем-то, Полянка? Или вам скучно? Давайте выпьем, и прошу вас произнести тост... За что мы выпьем?
Полянка подняла бокал, сказала:
— За то, чтобы мы когда-нибудь услышали «Песнь тайги».
— «Песнь тайги»? — Домбрич внимательно посмотрел на Полянку. — Вы любите тайгу?
— Если вы напишите о тайге — можете считать, что сердце Полянки будет покорено вами раз и навсегда, — проговорил Смайдов.
Родин попросил Домбрича:
— Может быть, ты сыграешь нам что-нибудь, Артур?
— Сыграть? — Домбрич спросил у Полянки: — Вы хотите послушать?
— Очень! — Она как-то совсем по-детски хлопнула ладошками. — Очень хочу!
Домбрич сел за пианино, Смайдов и Родин отошли к окну, закурили. Полянка некоторое время продолжала сидеть да столом, но потом Домбрич сказал:
— Садитесь ко мне поближе. Попробуем вместе с вами вдохнуть жизнь в тайгу. Я ее тоже люблю. Люблю не меньше тундры. — Он взял несколько аккордов, прислушался к ним. — Знаете, Полянка, вы мне подали блестящую идею. «Песнь тайги»... Если мне удастся написать это, я посвящу произведение вам. Но с одним условием: во время работы вы будете моим консультантом.
— Что я должна буду делать? — простодушно спросила Полянка.
— О, совсем немногое...
— Вдохновлять! — выпустив изо рта струю дыма, сказал Родин.
Смайдов украдкой взглянул на Родина. Взглянул потому, что в интонации его голоса уловил что-то не совсем обычное.
Родин смотрел на Домбрича с неприязнью, почти зло. И, как конь удила, с остервенением грыз мундштук папиросы.
— Вдохновлять! — повторил он. — Разве вы не знаете, Полянка, что гений без музы становится, простите меня, бездарным пустоцветом?
Домбрич нисколько не обиделся.
— Ты зло шутишь, Виктор. У тебя плохое настроение? — сказал он.
— Нет, почему же? Настроение у меня отличное. Я просто хотел объяснить роль консультанта. Неправильно объяснил?
Домбрич сказал Полянке:
— Не обращайте на него внимания. У него это бывает.
Домбрич пробежал пальцами по клавишам, и Полянке показалось, что она услышала утренний вздох тайги. Потом она услышала ветер, пронесшийся над верхушками сосен. Не сильный, но тугой, наполненный запахом смолы и прели. Боже мой, она и вправду чувствует этот запах! Каким же надо быть волшебником, чтобы заставить человека поверить во все это!
Петр Константинович стоял, опершись о подоконник, машинально поглаживая пальцы протеза. Никто не мог бы прочесть на его лице того внутреннего волнения, какое он испытывал. Никто, кроме Полянки. От нее ничего никогда не ускользало. Она обладала способностью угадывать любое его душевное движение, и Смайдов часто поражался этой ее способности. Возможно, поэтому он и называл ее колдуньей...
— Я рад, что все здесь доставляет тебе удовольствие, — сказал Петр Константинович, когда она подошла к нему. Он заботливо пригладил прядку волос на ее виске. — Ты хорошо себя чувствуешь?