Лечить или любить
Шрифт:
— Он действительно просил вас?
— Да… Он даже стоял передо мной на коленях… Но это был девяносто первый год, мы жили буквально в нищете, на съемной квартире, пустые полки, на моей работе не платили зарплату, деньги на начало бизнеса он взял в долг…
— Вы не смогли тогда поверить в него… А потом?
Долгое молчание, редкие всхлипы.
— Нет смысла врать. Когда у мужа дела пошли в гору, деньги и новые возможности застили мне глаза… Путешествия за границу, шопинг, новые, невиданные в Союзе развлечения… Перерыв на беременность, кормление казался каким-то неуместным, ведь у нас уже был Сережа… Но и муж больше не возвращался к этой теме… Но что мне делать теперь? Я не могу уйти от мужа, у меня фактически не осталось специальности, я не
Она сумела быть честной — это дорогого стоило.
Я попыталась помочь — продиктовала телефоны, адреса и мейлы, которыми располагала. Она прилежно записывала.
Спустя полтора года она поздравила меня с Новым годом.
— Ну, рассказывайте! — велела я.
— Я хочу пригласить вас на рождественский концерт! — торжествующе сказала она. — Валечка играет Баха!
— А кто она такая? — резонно поинтересовалась я, понимая, что никакая матримониальная резвость сына Сережи не смогла бы обеспечить появление музицирующей Валечки в такие сжатые сроки.
Из дальнейшего выяснилось, что Валечка — десятилетняя воспитанница интерната для слабовидящих детей. Именно она оказалась идеальным объектом попечительства для моей сентиментальной дамы с искусственным климаксом — белокурая сиротка с ангельским личиком и абсолютным музыкальным слухом. Дама успешно занимается всеми ее делами — от школьного обучения до внешнего имиджа и будущей карьеры. На Валю уже обратили внимание в школе при консерватории, и в школе у нее теперь всего две четверки — остальные пятерки. Заодно дама ввязалась в три благотворительных программы помощи «особым» детям, а в одной из них даже стала координатором.
— А что, Валя совсем не видит? — сочувственно спросила я.
— Нет, нет, она в очках даже читать может, если шрифт крупный, — поспешно сказала дама. — Но Вениамин недавно узнавал — можно сделать операцию в Германии, зрение улучшается больше чем на тридцать процентов. Мы планируем годика через два, когда Валечка подрастет, окрепнет…
— Вениамин — это ваш муж?
— Да, да, конечно! Они с Сережей сначала косо смотрели, а теперь оба так Валечку полюбили! Да и как ее не полюбить, она такая ласковая! Вениамин специально для нее в гостиной рояль поставил… Вы знаете, он сказал: если хочешь, давай оформим усыновление, пусть она у нас живет. Но мы посоветовались с администрацией и решили: она привыкла к школе, к ребятам, к обстановке вокруг. В обычной школе ей тяжело будет, все-таки она почти не видит, в незнакомых местах ее надо за руку водить. Договорились, что будем решать после операции… И еще Сережа недавно с Валечкой в лото играл и как бы между прочим сказал, что если уж жениться, так только для того, чтобы дети были… Так что я все-таки надеюсь… — дама хихикнула. — Так вы придете на концерт?
— Вообще-то я Баха не люблю… — задумчиво протянула я. — Но взглянуть на Валечку… Ладно, бог с вами, приду!
Глава 31
Личная жизнь гастарбайтеров
Когда близко Рождество и Новый год, хочется историй счастливых и странных. Вы согласны? Такие в моей практике тоже случаются, хотя, может быть, и реже, чем мне бы хотелось…
То, о чем я расскажу сегодня, каким-то удивительным образом замалчивается всеми на свете статистиками и общественным мнением. Хотя, в общем-то, вещь вполне очевидная, если взять на себя труд хоть немного об этом подумать. У меня, как и у всех, времени не находилось до тех пор, пока я не столкнулась с проблемой вплотную. Да и то, когда встретилась с нею в первый раз — подумала: надо же, как забавно, не увидев явления и тенденции.
А вот когда почти такая же история была мне рассказана на приеме в пятый раз, тут я и задумалась…
Немолодая, некрасивая и очень простая на вид женщина вяло и очень тривиально жаловалась на сына-подростка. Вот бы на него повлиять, чтобы он учился получше, все-таки девятый класс, и экзамены сдавать, и о профессии пора подумать — чего в школе еще два года штаны просиживать, а ему и дела нет — лишь бы с друзьями шляться и на компьютере…
Я уже знала, что отец ее сына давно затерялся где-то в алкогольном тумане.
Мальчишка сидел тут же — отвечал на мои вопросы спокойно и без всякого интереса. Впрочем, и без всякой агрессии. Кажется, чувствовал себя в мире неплохо, к матери обращался вполне (для мальчика-подростка) дружелюбно.
Понятно, что сами они к психологу никогда бы не пришли — посоветовала классная руководительница, по поводу профориентации. Учительница согласна с мамой — оставлять парня в десятом классе нет никакого смысла, надо выбирать училище или техникум. Сам Леня вроде бы тоже так считает, но никаких конкретных пожеланий и интересов не выражает. Немного странно, что мама-одиночка вообще не предъявляла обычных жалоб: хамит, огрызается, курит, один-два раза пришел домой навеселе… Парнишка слишком вял для всего этого? Незамысловатой пролетарской маме (работает приемщицей в химчистке, до этого 15 лет на заводе) все это представляется в порядке вещей и даже жаловаться не приходит в голову?
Договорились, что мальчишка придет ко мне тестироваться по профориентации (ДДО — дифференциальный диагностический опросник, абсолютно неинформативная вещь, но вполне может служить завязкой для разговора). Когда он узнал, что это можно сделать в четверг с утра и я дам справку для школы, — даже слегка оживился. Я улыбнулась.
— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, — сказала я засобиравшейся вместе с сыном маме. Мне нужно было выяснить кое-что о семейных ресурсах. Допустим, в училище его запихнем. Так ведь там тоже учиться надо! И хотелось бы полное среднее образование — мало ли как дальше жизнь сложится, вдруг в нем однажды проснутся какие-нибудь познавательные интересы или надобности, и он захочет в институт, пусть даже на вечерний или заочный…
— Имеются ли у Лени какие-нибудь авторитеты среди мужчин? — напрямик спросила я. — Хотя бы на горизонте. Дедушка, ваш брат или другой родственник, муж подруги, сосед — мастер на все руки, тренер спортивной команды, все что угодно. Состав вашей семьи — это вы, Леня… все?
Женщина откровенно засмущалась и даже слегка похорошела, зарумянившись.
— Еще… это… сожитель у меня… два с половиной года уже.
— Отлично! — обрадовалась я (подумалось — лишь бы не алкоголик!). — Как отношения сожителя с Леней? Они вообще общаются? Чем занят сожитель? — и тут все-таки вырвались опасения (известный психологический феномен — настрадавшиеся бывшие жены алкоголиков впоследствии часто опять сходятся с пьющими людьми). — Он не пьет?
— Нет, нет, — замотала головой женщина. — Совсем не пьет. Ему по вере нельзя, и желания нет. По строительству он работает.
— Гм-м… А как его зовут?
— Фарид.
— Ага. Туркмен? Киргиз? — в закавказских национальностях я за последние годы поднатаскалась, а среднеазиатские мною еще не освоены.
— Таджик он.
— А с Леней как?
— У нас с ним договор был, и он сперва вообще не вмешивался. Так, спросит когда про школу или там иногда телевизор вместе посмотреть (они за футбол оба переживают). А потом, как Леньке четырнадцать исполнилось, он по возрасту борзеть начал и однажды на меня с кулаками полез… тут Фарид вышел и сказал: «Я тебе мать обижать никогда не позволю. Не будет этого!» Ленька тогда кричал ему… всякие вещи нехорошие, по национальной теме… из дому убежал… Я хотела бежать следом, искать его, а Фарид тогда сказал: «Не надо тебе, нелегко стать мужчиной, многое понять придется, вашим мальчикам тяжелее, чем нашим, наших с самого начала воспитывают». Потом Ленька вернулся, конечно. И стал вправду как-то к Фариду прислушиваться, что ли, хотя тот никогда напрямую и не скажет, все исподволь как-то… Вот про выпивку: люди от века пьют, это правда. Выше людей — Бог. Нет Бога, который одобрял бы людское пьянство, потерю облика человека, принятие облика скотины. Будем всех богов дураками считать?