Лед
Шрифт:
– С каким? – оторопело спросил я и машинально взял маленькое стилизованное изображение паука с синим крестом на спине. Пальцы уколол разряд магической энергии.
– Зимнее солнцестояние завтра, – ответила она, встала из-за стола и пошла к выходу из зала.
– Спасибо, – пробормотал я себе под нос. Хоть знать буду, какие праздники Сёстры Холода отмечают. Вернусь из рейда – с Новым Годом поздравлю. А паук – это действительно оберег. Штука полезная: улавливает направленную на владельца негативную ментальную энергию и обостряет интуицию. Теоретически человек должен почувствовать, что его хотят застрелить, до того, как убийца нажмёт курок. Но
– Пошли. – Я прицепил паука на кофту, встал из-за стола и направился к патрульным, которые вольготно расположились за столом в углу зала. Максу хватило ума не комментировать мой с Катей разговор, и он молча потопал следом.
– В рейд выходим завтра на рассвете. Встречаемся в семь на дороге у восточных ворот, – сразу перешёл я к делу.
– А чё так рано? Зачем так спешить жить, командир? В полдень выйдем – и нормалёк. – Коммандос рыгнул, пьяно ухмыльнулся и поставил под стол пустую бутылку из-под водки. – И я не понял, почему нас не обслуживают? Распорядись, а то непоря...
– Ты, тварь, меня с официантом попутал? – Я ухватил мелкого за кадык и слегка сжал пальцы. Осадок, оставшийся от разговора с Катей, дал о себе знать. Хорошо хоть Стрига не шелохнулся, а то обоих прямо тут положил бы. – Вымётывайтесь, и чтоб завтра в семь как штык. Опоздаете – на куски порублю.
Отпустив кадык патрульного – он, зажав горло ладонями, рухнул на стол, – я развернулся и пошёл к гардеробу.
– Ты что сидел? – откашлявшись, недоумённо прохрипел Коммандос, обращаясь к приятелю.
– Я что, горем убитый? Лёд же больной...
Я забрал свою фуфайку, похлопал по карманам, проверяя наличие оставленных там вещей, и вышел на улицу. Макс застегнул полушубок и тоже вышел из ресторана:
– Круто ты с ними.
– Круто будет, если опоздают, – сплюнул я, подошёл к ограде и едва успел ухватить за рукав Макса, который хотел выйти на тротуар перед идущими неспешным шагом шестью парнями, одетыми во всё серое. Двигались они удивительно слаженно, словно являлись одним целым. – Обожди.
– Ты чего? – удивился тот и ткнул рукой в вышитые на спинах шестерни. – Это ж цеховики, сам вчера гонял.
– Цеховики разные бывают. – Я дождался, пока парни отойдут подальше, и лишь потом отпустил рукав. У одного на щеке была вытатуирована обвитая колючей проволокой шестерёнка. Мастер в Цехе не самая большая шишка, но с боевой бригадой лучше не связываться – затопчут. Бригады – это основная штурмовая сила Цеха. И если бы не их малочисленность, Цех давно бы уже занял место в городском Совете. Малочисленность объяснялась тем, что подходящие люди встречались очень редко: в процессе подготовки требовалось настолько слиться с остальными членами группы, что человек с развитым индивидуализмом на это был просто не способен. Имелся и другой подводный камень: слишком внушаемые люди полностью становились частью бригады и самостоятельно не могли даже в туалет сходить. – Есть шелупонь подзаборная, есть люди серьёзные.
– Это крутые?
– Можно и так сказать – самые крутые шестернёй себя никогда не пометят.
Верхушка Цеха – директорат – всегда находилась в тени и личности свои не афишировала.
– Сейчас куда?
– Сначала до западного арсенала за оружием. Потом на склад.
– Такой крюк делать!
– И что ты предлагаешь? – Действительно, крюк выходил немаленький. Как бы я не спёкся, а то опять дыхалка садиться начала.
Мы
– Что случилось-то? Война началась? – вырвалось у ошарашенного Макса.
– Уйди с дороги, деревня. Война! – Нас обогнали два дружинника. – Не видишь, учения.
– Ты чего? С коллегами можно и помягче, – покосился на белый полушубок Макса второй.
– Это пэпээсники-то нам коллеги?
Дружинники, перешучиваясь, прошли мимо. Мы дождались, когда трамвай скроется из виду за изгибом бульвара, и тоже двинулись дальше. Пока шли до арсенала, поспорили, порвёт ли при выстреле из миномёта контактную сеть, не сойдёт ли при этом трамвай с рельсов и зачем вообще понадобилось запускать этот бронепоезд. Насколько я помнил, трамвайное кольцо на всём своём протяжении за пределы городских стен не выходило. Получается, если рельсы очистили и провода восстановили полностью, скорая артиллерийская помощь могла за считаные минуты оказаться на любом участке стены. Очень удобно, но только совершенно непонятно, у кого хватит сил штурмовать Форт. Сколько ни думал, на ум приходил только Город. Со всеми остальными гарнизон расправился бы собственными силами.
Забрать оружие из шкафчиков не составило никаких проблем, а вот чтобы добиться разрешения на его вынос в Форт, пришлось повозиться. Сначала сержант на пропускной наотрез отказался даже разговаривать с нами и велел приходить завтра. Пришлось объяснить ситуацию и возможные последствия лично для него. Тогда ему не понравились подписи, а потом размазанные печати.
– И вообще – идите сначала заявку нормально оформите. И подписать не забудьте у Громова, – заявил он. – Вот тогда хоть танк выносите.
– И где мне его сейчас искать? – начал звереть я. Да чтобы любую занюханную бумажку у начальника гарнизона подписать, надо столько виз собрать, сколько не на всякой бродячей собаке блох прыгает.
Пришлось сходить за Смирновым, который, к счастью, оказался на дежурстве. Моментально разобравшись в ситуации, он вправил сержанту мозги, и проблемы разрешились сами собой: и подписи стали нормальными, и печати чёткими, а про Громова даже не вспомнили.
Я вышел из подземного перехода и расстегнул фуфайку. Жарко. Что-то мне нездоровится. Горло пересохло, хоть снег ешь. Мне б прилечь, поспать суток двое-трое...
– Слышь, Макс. – Я вытащил бланки заказов на снабжение и протянул ему. – Что-то мне плоховастенько. Не дойду я до склада, давай-ка ты один. Ты же там был уже?
– Был. – Макс забрал бумажки. – К кому подойти?
– Лучше сразу к кладовщику. Там тебя Ветрицкий ждать будет, подбери ему что-нибудь. Всё, завтра в полседьмого у восточных ворот.
– Пока.
Я закинул полученную двустволку на плечо и побрёл к Яну. Неужели этот день никогда не закончится?
– Привет, – помахал мне бутербродом с колбасой Вениамин, когда мне кое-как удалось доковылять до прилавка и облокотиться на него.