Лед
Шрифт:
Глава 6
Говорят, жизнь как зебра – полоса чёрная, полоса белая. Что-то в последнее время у меня такая же ерунда с пробуждениями. В Нижнем хуторе нормально проснулся – позавчера с похмелья голова раскалывалась, вчера с утра жизнью вполне доволен был – сегодня чуть дуба не дал. Что ж такое творится?
Это утро стало самым жутким, пожалуй, за последние года полтора. Дело не в том, что встать пришлось в пять утра (к ранним подъёмам все патрульные привыкают быстро); просто, когда попытался подняться с матраца, меня так скрутило,
Сейчас я топтался на входе в восточный пропускной пункт и прикидывал, что сделаю с Максом и Ветрицким, когда они наконец появятся. Время было уже без четверти семь. Ещё не хватало опоздать на встречу с патрульными из первой роты. Зря их вчера строил, что ли? Настроение, бывшее не самым лучшим с момента пробуждения, неуклонно портилось по мере того, как минутная стрелка на часах в караулке, куда я забегал погреться, приближалась к семи. Нет, сегодня день просто исключительный, всё ведёт к тому, чтобы устроить этим разгильдяям разнос: встать пришлось ни свет ни заря, патроны серебром начинить не успел, печень давит, а Дед Мороз, устроивший вчера себе выходной, вышел в ночь и начал ударными темпами навёрстывать упущенное – ртутный столбик на термометре за окном караулки опустился до минус тридцати. У нас нередко бывает и холоднее, но после вчерашнего потепления ощущения жуткие.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я в очередной раз начал мысленно проверять амуницию. Вроде всё на месте, но мало ли. Ружьё с пока ещё не снятыми пломбами на плече, часть патронов в патронташе рядом с ножнами, остальные вместе с испорченным «Драконьим яйцом» в брезентовой сумке. Другие артефакты и разная мелочёвка – небольшой котелок, аптечка, железная кружка, ложка с вилкой, банка тушёнки, моток серебряной проволоки, запасные тёплые носки и бельё – убраны в вещевой мешок. Пара метательных ножей в нашитых на штанах ножнах, зажигалка в кармане. Кажись, ничего не забыл.
Холодно. Ботинки, толстые ватные штаны, кофта, тёплое бельё, мохнатый шарф, фуфайка и шапка-ушанка от мороза защищают неплохо, но нос мёрзнет даже под опущенной на лицо вязаной шапочкой. Я потоптался на месте, поправил заткнутый за пояс топор и, подхватив с присыпанной снегом лавочки вещмешок и лыжи, заскочил в караулку. На часах без десяти семь. Они что, моё терпение испытывают?
В просторном и казавшемся ещё больше из-за отсутствия мебели и побеленных стен помещении было холодно и сильно накурено. Дымили все: солдаты гарнизона, сидевшие в отгороженном решёткой закутке, развалившиеся на лавках ремонтники, по случаю холодной погоды вовсе не горевшие желанием отправляться на обход стены, и слоняющиеся без дела дружинники, забредшие сюда с улицы погреться. Больше заняться нечем, что ли? Я отошёл от двери подальше, бросил на пол вещевой мешок, прислонил лыжи к стене и закатал шапочку на лоб. Пару минут погреюсь – и снова на свежий воздух.
Распахнулась дверь, в караулку начали заходить хмурые и невыспавшиеся патрульные с роты дальней разведки. Они молча проходили через комнату и исчезали в двери, ведущей во внутренние помещения. Мелькали знакомые лица, но никто
– Здрасте, – поздоровался я с Крестом, зашедшим вместе с патрульными.
– Здравствуй. – Крест на мгновение задержался, пропуская вперёд рядовых, и окинул взглядом помещение.
– Куда это вы с утра пораньше? – воспользовался заминкой я.
– Проверим гать через Ляховскую топь и дорогу до старой мельницы.
– А что такое? – удивился я. С чего это элитную роту для черновой работы привлекают?
– Обоз пропал. Уже второй с той недели, – нахмурился Крест. – Вот и сорвали с отдыха кого могли.
– Понятно...
– Ты-то как двинуть думаешь? – Крест придержал дверь и выглянул наружу.
– Пойду по дороге на Еловое, на развилке поверну к Волчьему логу. – В принципе, сегодня похолодало, быстрее будет срезать напрямую через гать, но если уж обозы пропадают... Зачем искушать судьбу? Пусть полдня потеряем, но целее будем.
– Логично. Сегодня до Волчьего лога добраться не успеете, но до Оазиса запросто.
– Не, я думаю на Тёплой поляне заночевать. Засветло до Оазиса не добраться, а переть по незнакомой местности в темноте совсем не безопасно. К тому же на Тёплой поляне мало кто на ночь задерживается, все до Оазиса стараются дойти, и шансов нарваться там на неподходящую компанию куда меньше.
– Тоже дело. – Крест пошёл вслед за бойцами, уже на ходу бросив: – Ну, ни пуха...
– К чёрту... – вполголоса ответил я, подхватил вещмешок, подошёл к лыжам и замер: в дверь заскочил Ветрицкий, расстегнул капюшон и стянул на шею широкие пластиковые очки-маску, закрывающие пол-лица. Чтоб тебя разорвало! Какой недоумок его так вырядил? В светло-синем лыжном костюме с синтетической набивкой мороз не страшен, но для патруля это совсем не самый лучший выбор: каждый шаг Ветрицкого сопровождался шуршаньем, которое издавали трущиеся друг об друга штанины. А на холоде звук будет гораздо сильней. Он бы ещё колокольчики нашил и люминесцентной краской на спине мишень нарисовал. Но теперь уже ничего не поделаешь, переодеть его, при всём желании, не во что.
– Привет! Я не опоздал? – Николай подошёл ко мне, скинул с плеча камуфляжный рюкзак с пристёгнутым к нему свернутым спальником. Лыжи, висевшие на другом плече, он прислонил к стене рядом с моими. Потом стянул перчатки, заткнул их за пояс рядом с ножнами и, вжикнув «молнией» замка, достал из нагрудного кармана зажигалку и пачку сигарет. И не какую-нибудь «Астру» или «Приму», a «Marlboro». Кто это его подогревает, интересно?
– Это что ещё? – Я ткнул пальцем в длинный чехол, который выглядывал из-за спины Ветрицкого. Не мог же он так автомат запаковать? И что это за странные свёртки из рюкзака торчат?
– Лук.
– Что?!
– Лук, – невозмутимо повторил Николай.
– Какой-такой лук?! Ты же «Калашников» должен был получить?! – Меня начало трясти. – Вы что, с Максом оба с дуба рухнули?! Я же ясно сказал: берете два «калаша» и четыре рожка патронов.
– Мне вы ничего не говорили, – надулся Ветрицкий. – Да и зачем мне автомат? Я его в руках никогда не держал.
– А лук держал?
– У меня по стрельбе из лука первый разряд. Я даже на область ездил, – с затаённой гордостью ответил Николай.