Лэд

Моя книга посвящается памяти Лэда, пса благородных кровей и благородной души

Леди была такой же неотъемлемой частью ежедневного благополучия Лэда [1] , как солнечный свет. В его глазах она была столь же совершенна и столь же незаменима. Он не в силах был представить жизнь без Леди — как не мог бы представить жизнь без солнца. И ему никогда даже в голову не приходило, что Леди может быть

преданна ему менее, чем он ей… пока в Усадьбе не появился Плут.

Лэд — это восьмидесятифунтовый колли чистых кровей и чистых помыслов. Он обладал тем кротким достоинством, которое можно получить только в наследство от бесконечных поколений высокородных предков. Другими его свойствами были веселая храбрость Д’Артаньяна и поразительная мудрость. А еще — кто бы сомневался, хоть раз заглянув в его печальные карие глаза, — у него была Душа.

Его лохматая шуба, отороченная белоснежными воротником и грудкой, была цвета красного дерева с апельсиновыми искрами. До смешного крошечные передние лапы — предмет его непомерной гордости — были серебристо-белыми.

Однажды, три года назад, когда Лэд только-только превратился из щенка во взрослую собаку, но еще не налились мощью его широкая грудь и плечи, а коричневатый мех еще не стал таким длинным, в Усадьбе появилась Леди. Ее принесли в кармане пальто Хозяина, где она свернулась в пушистый, мягкий золотисто-серый комочек — не больше котенка.

Хозяин выудил месячного щенка из пещеры кармана и положил его на пол веранды — лапы в стороны, тельце дрожит, сам жалобно тявкает. Лэд осторожно пересек веранду и вопросительно принюхался к моргающей малявке, а та предприняла храбрую попытку зарычать на огромного обитателя незнакомого места — и с этого момента он взял ее под свою защиту.

Сначала это было естественное побуждение благородного существа — зверя ли, человека ли: оберегать слабого. Потом, когда бесформенный желтый малыш вырос в стройного изящного колли, опека Лэда превратилась в бесконечное обожание. Он стал рабом Леди на всю жизнь.

А она — она безжалостно помыкала им, вертела мягкосердечным гигантом самым бессовестным образом: прогоняла с теплого местечка у камина, беззастенчиво, но при этом грациозно вытаскивала лучшую косточку из их общей миски, заставляла свою степенную жертву возиться и гоняться по газону в жаркую погоду, когда он предпочел бы подремать в тени деревьев на берегу озера.

Ее капризы, приставания, случайные вспышки дурного настроения Лэд сносил даже не смиренно, а с радостью. Все, что она делала, в его глазах было идеальным. И Леди милостиво позволяла боготворить себя, поскольку в каком-то смысле была удивительно похожа на человека. Лэд, породистый пес, чья родословная насчитывала сотни чистокровных поколений, менее походил на человека и был более бескорыстен.

Жизнь в Усадьбе для обоих колли протекала с невыразимой приятностью. Там были густые леса, где можно бегать бок о бок, были белки, за которыми можно гоняться, и зайцы, которых можно ловить. (Конечно, если бы белки играли честно, а не взбирались на дерево при малейшей опасности — это крайне неспортивно! — тогда в улове были бы и белки. Что касается зайцев, то их поймать не составляло особого труда. Разумеется, львиную долю добычи всегда получала Леди.) В холодное как лед озеро было так здорово плюхнуться после прогулки в пыли под июльским солнцем. В гостиной перед камином имелся уютный

старый коврик, на котором так сладко лежать ночами, привалившись друг к другу спинами, пока среди голых деревьев воет ветер да жалобно скребется в окна снег. Но самым лучшим в Усадьбе было то, что там жили Хозяин и Хозяйка. Особенно Хозяйка.

Любой человек, располагающий определенной суммой, может стать владельцем собаки. Но ни один человек, сколько бы денег, корма и усилий он ни потратил, не станет Хозяином собаки, если собака ни согласится. Уловили разницу? Но тот, кого собака однажды признает Хозяином, станет для нее Богом.

И для Лэда, и для Леди человек, купивший их, с самого начала стал не просто владельцем, а настоящим Хозяином, стал безусловным повелителем жизни и смерти, тем, кто услышит и ответит, стал Высшим Законом. Ему они повиновались беспрекословно, какую бы команду он ни отдал.

Со щенячьего возраста Лэд и Леди воспитывались в рамках Закона. Сколько они себя помнили, они всегда знали и соблюдали простые правила Усадьбы.

Например: всех животных в лесу можно беспрепятственно гонять и ловить; но любимых цыплят Хозяйки и прочих малорослых обитателей Усадьбы запрещено трогать, даже если колли случится быть очень голодным или очень игривым. Человека, шагающего в полный рост или въезжающего в ворота Усадьбы в дневное время, облаивать нельзя, можно лишь дружеским лаем возвестить о его прибытии. Но любого, кто вторгнется в Усадьбу иным, чем через ворота, путем, любого, кто передвигается скрытно или пригнувшись, следовало без промедления атаковать.

Внутренняя обстановка Усадьбы является абсолютно неприкосновенной. В доме вести себя нужно безупречно. Не царапать ковры, ничего не мусолить, ничего не ломать. Леди единственный раз отхлестали плеткой, и случилось это после того, как она в приступе щенячьей веселости попыталась «поиграть» с чучелом огромного белоголового орлана, стоящим на пне из папье-маше в кабинете Хозяина — соседней с гостиной комнате.

Хозяин сам подстрелил этого орлана, когда хищник атаковал выводок цыплят во дворе Усадьбы, и поэтому очень гордился чучелом. И когда Леди чуть не испортила его трофей, он преподнес ей урок, после которого она еще несколько недель сжималась при виде плетки. Да и по сей день она, когда приходилось миновать орлана, обходила его как можно дальше.

Но то наказание она понесла, пока была еще бестолковым щенком. Когда Леди повзрослела, увидеть ее посягающей на орлана или какой-то другой предмет в доме можно было не чаще, чем увидеть человека, стоящего на голове посреди церкви.

И вот однажды весенним утром прибыл Плут — эффектный, роскошный колли, весь рыже-золотой, кроме черного пятна на спине, и с яркими желтоватыми глазами.

Плут принадлежал не Хозяину, а другому человеку, который, отправляясь на месяц в Европу, просил в его отсутствие присмотреть за псом. Хозяин не прочь был украсить Усадьбу столь чудесной собакой и с готовностью согласился. И был вознагражден, уже когда ехал из города на поезде: багажный вагон обступила толпа восхищенных пассажиров, желающих полюбоваться красавцем колли.

Единственным, кто не влился в хвалебный хор, был старый ворчливый грузчик.

— Может, он и чистопородный, как вы изволите говорить, — бурчал старик, стоя рядом с Хозяином, — но что-то не встречал я породистых псов с желтыми глазами. Да еще и уши у него торчком.

Плут широко зевнул — вот сколь равнодушен он был к этим глупым нападкам.

— И это, вы говорите, чистая порода? — воскликнул грузчик. — С желто-розовыми полосками на нёбе? Где это видано, чтобы у чистокровки нёбо было не чисто черное?