Лэд
Шрифт:
Подобно двум мохнатым вихрям бросились колли друг на друга. Они сшиблись, привстав на задних лапах, оскалившись, по-волчьи целясь во вражеское горло, молотя передними лапами, чтобы удержать равновесие. Потом они повалились на землю и покатились, слившись в отнюдь не дружеских объятиях, и кусали, и рвали, и рычали…
Лэд не отвлекался от своей цели — от горла противника. В его челюстях уже торчал пук золотистых волос Плута. Дело в том, что за исключением точки по самому центру горло колли защищено от нападения густой шерстью воротника — так же надежно, как тюки с хлопком защищали позиции Эндрю Джексона под Новым Орлеаном.
Несколько раз они перекатились друг через друга, а потом подскочили и снова встали на задние лапы. Клык Лэда, очертаниями похожий на саблю, прорезал борозду на атласном лбу Плута. Ответный укус Плута, от которого его сопернику удалось уклониться лишь частично, вскрыл вену в левом ухе Лэда.
Что касается Леди, то у нее к этому моменту сна не было ни в одном глазу. Она стояла без движения, но находилась в диком возбуждении, что испокон веков свойственно любой самке, за которую сражаются самцы и которой суждено стать наградой победителю. От нее не ускользало ни одно движение соперников.
Вновь встав на задние лапы, псы столкнулись грудь в грудь. К Плуту вдруг вернулись инстинкты древних предков — волков: он сосредоточился на передних лапах Лэда в надежде сломать одну из них в тисках покрытых пеной челюстей.
Он промахнулся всего на долю дюйма и прокусил только кожу. По одной из узких белых лап Лэда, которые он вылизывал по часу в день, чтобы сохранить их снежную белизну, потек ручеек крови.
Этот промах дорого обошелся Плуту, потому что зубы Лэда тут же нашли его левое плечо — и вонзились глубоко в плоть. Плут крутился и вертелся изо всех сил, но никакие старания не помогли бы ему освободиться, если бы не чистая случайность — золотистый мех противника забил Лэду ноздри, едва не задохнувшись, он на мгновение ослабил челюсти, чтобы наполнить легкие воздухом. Плут молниеносно вырвался на свободу, оставив в зубах врага еще один клок шерсти с кожей.
В том же рывке, который освободил его — и который заставил Лэда повалиться вперед из-за утраты опоры — Плут увидел свой шанс и не упустил его. Опять ему на помощь пришло наследие предков, так как он предпринял маневр, известный только волкам и колли. Перепрыгнув через голову потерявшего равновесие врага, Плут вцепился в него зубами сзади, чуть ниже основания черепа. Навалившись на Лэда всем своим весом, стискивал челюсти все сильнее — еще немного, и он перегрыз бы противнику спинной мозг.
Лэд отчаянно бился под Плутом, хотя знал — спасения нет. В этом положении он был так же бессилен что-либо сделать, как щенок, поднятый за загривок. Лэд ожидал своей участи. Он больше не рычал и не скалился.
Его терпеливые, налитые кровью глаза с тоской искали Леди, но не находили ее.
Дело в том, что в противостоянии двух самцов появился новый элемент. Леди, до сих пор с истинно женским смирением ожидавшая исхода борьбы, почувствовала, что ее бывшая пассия полностью во власти смертельной хватки челюстей Плута. И она, в нарушение всех канонов и заветов родословной, повиновалась импульсу, который не пыталась понять и которому не пыталась сопротивляться, и прыгнула вперед. Забыв о боли в незажившей ране, она резко тяпнула Плута в заднюю лапу. Потом она словно устыдилась своего поведения и отскочила в сторону.
Но дело было уже сделано.
Сквозь красную пелену убийственного ража Плут смутно ощутил, что сзади на
Плут раздвинул челюсти и, хищно щерясь, повернулся мордой к новой опасности. Но не успел он завершить это молниеносное движение, как Лэд уже впился ему в шею.
То был далеко не смертельный укус. Тем не менее он не только причинял острую боль, но и делал жертву совершенно беспомощной — каким только что был Лэд. Наседая всем своим весом, неумолимо сжимая мелкие белые резцы и желтоватые клыки, Лэд постепенно придавил голову Плута к земле и не отпускал ее.
Никакие телодвижения Плута ни к чему не приводили. Неспособный высвободиться, не имея возможности нападать, мучаясь жестокой болью от прихваченной зубами Лэда нежной кожи под шерстью воротника, Плут утратил самообладание. И вслед за этим подтвердил правоту старого грузчика, заметившего желто-розовые полоски на его нёбе.
Воздух вибрировал от его приниженных завываний. Ему было больно и страшно. Он попался. Он не мог убежать. Лэд причинял ему невыносимые страдания. И поэтому он визжал так, как визжит распоследняя подзаборная дворняжка, которой наступили на хвост.
В забытье схватки Лэд вдруг различил в отдалении какую-то тень — тень, которая по мере оседания пыли превратилась в Хозяина. И Лэд пришел в себя.
Он отпустил шею Плута и встал на ноги, пошатываясь. Плут, все еще повизгивая, поджал хвост и бросился наутек — прочь из Усадьбы, прочь из нашей истории.
Медленно, запинаясь, но без намека на колебания, Лэд двинулся к Хозяину. Он еще никак не мог отдышаться и ослаб от борьбы и потери крови, но шел — шел прямо к ногам Хозяина.
И только когда оставалось не более двух ярдов, он заметил, что Хозяин что-то держит в руке — держит ту отвратительную, приносящую несчастье голову орлана, которую только что подобрал! Вероятно, хлыст был у него в другой руке. Но особого значения это не имело. Лэд был готов к ожидающему его бесчестью. Он не будет пытаться избежать его, у него нет права просить о милости, ведь он дважды нарушил Закон.
Но вдруг… что это? Хозяин опустился около него на колени. Добрая рука ласкает затуманенную голову пса, дорогой голос — странно подрагивающий — говорит с раскаянием:
— О Лэд! Милый мой Лэд! Прости меня! Ты… ты более человечен, чем я, старина! Я искуплю свою вину перед тобой, обязательно искуплю!
А потом кроме любимой ладони к Лэду прикоснулось что-то еще более дорогое — теплый розовый язычок стал робко лизать его кровоточащую лапу.
— Леди, и перед тобой я тоже извиняюсь, — продолжал глупый Хозяин. — Прости меня, девочка.
Леди была слишком занята заботами о своем вновь обретенном друге, своем герое, чтобы понять. Но Лэд понял. Лэд все понимал.
Глава вторая
«Тихо!»
Для Лэда реальный мир ограничивался Усадьбой. Вне ее пределов имелось определенное количество миль земли и неопределенное количество людей. Но мили ничем не привлекали его, за исключением дальних прогулок с Хозяином, а люди — это глупые и малопонятные существа, которые либо разглядывали его (что всегда раздражало Лэда), либо пытались погладить (что он просто ненавидел). Зато Усадьба была… Усадьбой.