Лэд
Шрифт:
Когда наконец в головах человеческих существ немного прояснилось и нашлось место для чего-то помимо немого восторга и благодарности, счастливо всхлипывающую мать заставили выслушать историю девочки о том, как собака сражалась со змеей, а найденный Хозяином труп рептилии подтвердил рассказ.
— Да я… да я на колени упаду перед этим небом посланным псом, — рыдала гостья, — и вымолю прощение. О, пусть меня побьют так, как я побила его! Мне так стыдно! Где же он?
На этот вопрос не нашлось ответа. Лэд словно испарился. Ни поиски, ни настойчивые ласковые призывы ни к чему не привели. Хозяин обежал рощу, останавливаясь, чтобы покричать, а потом, когда все собрались в доме, попросил Малышку заново все пересказать. В конце ее повествования он кивнул.
— Понимаю, — сказал он, борясь с неподобающим мужчине желанием заплакать. — Теперь я все понял. Должно быть, змея укусила его. По крайней мере один раз, а вероятно, больше. И он догадался, что это значит. Лэд все знает… то есть знал. Знай он чуть меньше, то был бы человеком. Но… будь он человеком, то вряд ли отдал бы свою жизнь ради Малышки.
— Отдал жизнь, — повторила за ним гостья. — Я… я не понимаю. Не могла же я ударить его так сильно, чтобы…
— Нет, — ответил Хозяин. — Это сделал змеиный укус.
— Вы хотите сказать, что он…
— Я хочу сказать, что это свойственно животным: уходить в лес, в глушь, чтобы там в одиночестве умереть. Они более чутки, чем мы, люди. Они стараются не доставлять лишних хлопот тем, кого любили. Лэд принял смерть от яда мокасиновой змеи. Он понял это. И пока все мы были заняты волшебным выздоровлением Малышки, он тихо ушел — умирать.
Хозяйка поспешно встала и вышла из комнаты. Она полюбила большого пса так, как любила мало кого из людей. Гостья плакала от запоздалого раскаяния.
— А я поколотила его, — причитала она. — Поколотила — жестоко! А в это самое время он умирал от яда, от которого спас мое дитя! О, никогда я не прощу себя за это, до самого последнего дня своей жизни.
— До самого последнего дня далеко, — сухо произнес Хозяин. — И простить себя — задача нетрудная. В конце концов, Лэд был всего лишь собакой. И поэтому он мертв.
Исцеление Малышки создало в Усадьбе праздничную атмосферу. Ее робкие, но неизменно успешные попытки ходить стали источником ежечасных восторгов.
Но на фоне всеобщей радости Хозяин и Хозяйка не всегда могли удержать на лице улыбку. Даже гостья впадала в уныние — часто, громко и многоречиво скорбя о гибели Лэда. А Малышка и вовсе была безутешна.
На рассвете четвертого дня Хозяин молча покинул дом, чтобы совершить свою обычную прогулку перед завтраком — прогулку, в которой много лет его неизменным спутником был Лэд. С тяжелым сердцем пустился он в путь.
Когда он захлопнул за собой дверь веранды, что-то неуклюже поднялось с коврика на крыльце — что-то такое, на что Хозяин воззрился в полнейшем недоумении.
Это была собака — но ни одна такая собака прежде не нарушала чистоту надраенной веранды Усадьбы.
Тело животного исхудало до костей. Голова отекла — хотя, похоже, отек уже начал спадать. Мех от загривка до задних лап, от кончика носа до кончика хвоста скрылся под сплошной бесформенной коркой подсохшей грязи.
Хозяин резко присел на пол веранды рядом с покрытым грязью существом и обхватил его руками, несвязно бормоча:
— Лэд! Дружочек мой… Друг мой!.. Ты опять живой! Ты… ты… жив!
Да, Лэд знал достаточно, чтобы уползти в лес умирать. Но благодаря струе волчьей крови в родословной колли, он догадался сделать кое-что поумнее, чем просто околеть.
На три дня он похоронил себя, по самые ноздри, в непостижимо целебной жиже болота, что лежало за рощей, и эта грязевая ванна сделала для него то же, что и для миллионов диких зверей. Она высосала из его тела змеиный яд, оставив пса живым — тощим, трясущимся от слабости, с опухшей головой, но живым.
— Он такой… но он такой грязный, да? — заметила гостья, когда полубезумный торжествующий клич Хозяина собрал всех домочадцев, наскоро накинувших кое-какую одежду, на веранде. — Такой грязный и…
— Да, — коротко согласился Хозяин, нежно держа в руках голову Лэда. — Очень грязный и потому все еще живой.
Глава четвертая
Его сынок
Подруга Лэда Леди была единственной из Малого народца, населяющего Усадьбу, кто отказывался смотреть на Лэда с должным почтением. Когда на нее нападало веселье, она безжалостно дразнила его, повелевая и помыкая им самым величественным образом — и за все это Лэд обожал ее. Были у него и другие причины любить Леди: она изящна, красива и относится к нему с нежностью, а главное — он завоевал ее в честной схватке не на жизнь, а на смерть с более молодым и задиристым Плутом.
Обратив Плута в бегство, Лэд некоторое время блаженствовал, безраздельно завладев обществом Леди. Вместе прочесывали они леса за Усадьбой в поисках зайцев. Вместе, плечом к плечу, растягивались они на потертом коврике перед камином в гостиной. Вместе они поклонялись своим лучшим в мире божествам — Хозяйке и Хозяину.
Но в конце лета у Лэда появился новый соперник — а точнее, три соперника. И они захватили все время, и все внимание, и всю любовь Леди. Бедняга Лэд чувствовал себя совершенно забытым. Трое соперников, которые так внезапно отобрали у него Леди, были пушистыми, толстыми, размером с котенка. Короче говоря, это были три чистокровных щенка колли.
Двое из них были желтовато-коричневыми с белыми передними лапками и грудкой. Третий окрасом походил не на Лэда, а на мать — по крайней мере, все, что не было в нем белым, пока было неопределенного мышиного цвета, но по достижении щенком трехмесячного возраста обещало превратиться в бледно-золотистую шерсть.
Когда им было недели по две, то есть когда только-только открылись их большие скорбные глаза, двое коричневых щенков умерли. Их смертям не было очевидного объяснения, но надо помнить о том, что разводить колли всегда либо необычайно легко, либо практически невозможно.