Лед
Шрифт:
Сервас внимательно его оглядел: невысокого роста, но плечи по-борцовски широкие, добродушная улыбка и характерный выговор, который свидетельствовал о том, что его собеседник родился или вырос в здешних краях. Серваса поразил острый, цепкий взгляд, блеснувший из-под век, и он понял, что за добродушной вальяжностью экс-магистрата таился проницательный ум, в отличие от многих других, прятавших под маской иронии и цинизма полное отсутствие мыслей.
— Я так понял, вы предлагаете свои услуги? — весело спросил он следователя.
Тот звонко, заразительно расхохотался.
— Как знать, ведь говорят, что тот, кто побыл судьей хоть день, остается им навсегда. Не скрою, когда я узнал, что тут происходит, то пожалел, что ушел в отставку.
— Вы уже позабыли о тайне следствия? — дружески поддел его Сервас.
Сен-Сир метнул в него острый взгляд.
— Вы вовсе не обязаны мне все рассказывать, но не найдете человека, который лучше меня знал бы все тайны этой долины, майор. Подумайте об этом.
Сервас уже об этом размышлял. Такое предложение не лишено интереса. Неплохо было бы войти в контакт с человеком, который всю жизнь прожил в Сен-Мартене, а профессия обязывала его знать все местные секреты.
— Как говорится, соскучились по ремеслу?
— Я соврал бы, утверждая обратное, — признался Сен-Сир. — Вот уже два года как я в отставке по состоянию здоровья и с тех пор чувствую себя живым мертвецом. Вы думаете, что это дело рук Гиртмана?
— Вы о чем? — Сервас вздрогнул.
— Да будет вам! Вы же прекрасно знаете: я о следах ДНК, найденных в кабине фуникулера.
— Кто вам об этом сказал?
Коротышка со звонким смехом стал спускаться по лестнице.
— Я же вам сказал, что знаю обо всем, происходящем в городе. Пока, майор! Удачной охоты!
— Мартен, позвольте вам представить: Марсьяль Конфьян. Я поручила ему следствие по возбужденному вчера уголовному делу.
Сервас пожал руку молодому сотруднику судебного ведомства. Это был высокий худой парень лет тридцати, в элегантных очках в тонкой оправе. Его рукопожатие оказалось сильным и дружеским.
— Это лишь видимость, — сказала Кати д’Юмьер. — Марсьяль родился и вырос в этих краях, в двадцати километрах отсюда.
— Еще до вашего приезда, майор, мадам д’Юмьер рассказывала о вас много хорошего.
Голос следователя хранил маслянистую тягучесть и тепло Антильских островов, в то же время в нем слышался легкий местный акцент.
Сервас улыбнулся и сказал:
— Мы сегодня едем в институт. Хотите составить нам компанию?
Он тут же почувствовал, что ему трудно говорить. Горло заболело всерьез.
— Вы предупредили доктора Ксавье?
— Нет. Мы с капитаном Циглер решили нанести неожиданный визит.
— Хорошо, — кивнул Конфьян, — я поеду, но не в этот раз. Мне не хотелось бы навязываться. Я придерживаюсь принципа дать полиции самой разобраться. Каждый должен заниматься своим делом, — прибавил он.
Сервас молча согласился. Если это заявление о принципах выразится в фактах, то новость явно хорошая.
— А где капитан Циглер? — спросила д’Юмьер.
— Сейчас приедет, — взглянув на часы, ответил Сервас. — Может, запаздывает из-за снегопада.
Кати д’Юмьер обернулась к окну с таким видом, будто куда-то спешила.
— Хорошо, у меня сейчас пресс-конференция. Я в любом случае не собиралась с вами ехать. Место и так мрачное, да еще в такую погоду… Бррр! Нет уж, увольте!
13
— Церебральная аноксия, [25] — сказал Дельмас, намыливая руки антибактериальным мылом и споласкивая их под краном.
Больница Сен-Мартена представляла собой большое здание из красного кирпича, которое резко выделялось на заснеженном газоне. Как обычно бывает в подобных заведениях, вход в морг и зал для вскрытия находился далеко от центрального подъезда, в нижней части
25
Церебральная аноксия — отсутствие снабжения мозга кислородом.
— Не надо этим мазаться, — сразу же бросил ему Дельмас. — Он разъедает кожу.
— Прошу прощения, доктор, но у меня очень тонкое обоняние, — ответил Венсан и надел маску на рот и нос.
С самого начала работы в бригаде Эсперандье то и дело приходилось присутствовать при вскрытиях, и он знал, что в определенный момент, когда судебный медик приступит к обработке внутренностей — печени, селезенки, поджелудочной железы, кишечника, — по помещению разольется запах, невыносимый и для человека с нормальным обонянием.
Останки Гримма дожидались их на столе для вскрытия, слегка наклонном, снабженном сливным отверстием и стоком. Устройство достаточно примитивное, в сравнении с теми столами, которые он видел в Тулузе. Кроме того, тело было приподнято на поперечных металлических полосках, чтобы не выпачкалось в собственных биологических жидкостях.
— Прежде всего отмечу, что налицо все признаки, обычно наблюдающиеся при механической асфиксии, — начал Дельмас, водя над телом лампой и по очереди указывая на признаки, которые упомянул: посиневшие губы и ушные раковины аптекаря. — Синюшность слизистых и кожи. Конъюктивальная гиперемия, [26] — заявил он, взглянув на вывернутые, приколотые веки, потом посмотрел на распухшее лиловое лицо покойника и констатировал: — Пелеринное кровоизлияние. К сожалению, эти признаки уже плохо заметны, учитывая состояние лица жертвы, — обратился он к Кавалье, с трудом вглядывавшемуся в кровянистую кашу, на которой пучились глаза. — На поверхности легких и сердца наверняка будут точечные кровоизлияния. Все это классические симптомы. Они явно указывают на неспецифический асфиксический синдром. Смерть наступила от механической асфиксии, причем ей предшествовала более или менее длительная агония. Но все это не дает удовлетворительной картины этиологии смерти.
26
Конъюктивальная гиперемия — набухание кровью внутренней поверхности век.
Дельмас снял очки, протер их и снова надел. Это был добродушный толстяк с круглыми розовыми щеками и живыми, слегка навыкате, голубыми глазами. Хирургической маски он не носил. От него исходил запах одеколона и антибактериального мыла.
— Тот, кто это сделал, несомненно, имел некоторые познания в медицине и в анатомии, — заявил он. — Убийца выбрал оперативный метод, при котором агония самая долгая и мучительная. — Дельмас ткнул толстым указательным пальцем в борозду от ремня на шее аптекаря. — С точки зрения физиопатологии есть три механизма, могущие вызвать смерть от повешения. Первый из них — васкулярный, перекрытие мозгового кровоснабжения в результате окклюзии обеих сонных артерий. Так получается, когда узел затягивается сзади, на затылке. В этом случае наступает прямая церебральная аноксия с почти мгновенной потерей сознания и последующей быстрой смертью. Посему будет нелишним посоветовать тому, кто пожелает повеситься, расположить узел на затылке, — присовокупил он.