Лед
Шрифт:
— Правда?
— Правда.
— Ни одной попытки бегства не было?
— Нет. — Алекс проглотил еще один кусок. — Во всяком случае, на поверку явились все.
Она отпила капучино, вытерла губы бумажной салфеткой и усмехнулась.
— В таком случае я спокойна.
На этот раз Алекс от души расхохотался.
— Да, я догадываюсь, что новичку здесь и без того не по себе, а тут еще такое происшествие в придачу. Это явно не помогает обрести равновесие. Сожалею, что принес недобрую весть.
— Я допускаю, что не вы его убили.
Он засмеялся еще громче, так что на них стали оборачиваться,
— Это у вас швейцарский юмор? Какая прелесть!
Диана улыбнулась. Со вчерашнего дня и до появления Алекса сегодня в прекрасном настроении она не могла решить, как себя с ним держать. Но он ей был симпатичен. Кивнув в сторону сидевших в кафе людей, Диана сказала:
— Я, признаться, надеялась, что доктор Ксавье представит меня персоналу. Но он до сих пор этого не сделал. Нелегко войти в коллектив, если тебе… никто руки не подает.
Он дружески взглянул на Диану и мягко кивнул.
— Понимаю. Слушайте, у меня есть предложение. Утром я не могу, у меня рабочее совещание с терапевтической бригадой. А вот попозже я вас проведу по всем хозяйствам и познакомлю со всеми.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Нет, это нормально. Не понимаю, почему Ксавье и Лиза до сих пор этого не сделали.
Тут Диана подумала: действительно, почему?
Судебный медик и доктор Кавалье принялись разрезать сапоги на ногах аптекаря с помощью костотома [27] и хирургического крючка [28] с двумя зубцами.
27
Костотом — хирургический инструмент, которым пользуются при разрезании реберного хряща.
28
Хирургический крючок по форме напоминает гвоздодер. Им пользуются во время операции для оттяжки или приподнимания какого-либо органа.
— По всей видимости, сапоги жертве не принадлежали, — заявил Дельмас. — Они по крайней мере на три размера меньше. Их с трудом натянули. Не знаю, какое время в них провел бедняга, но это было очень больно. Разумеется, не так, как то, что его ожидало.
Эсперандье посмотрел на медика, держа в руке блокнот, а потом спросил:
— А зачем было надевать на него сапоги, которые ему малы?
— Это уж вам предстоит выяснить. Может, других просто под рукой не оказалось, а аптекаря надо было обуть.
— Зачем же тогда раздевать, разувать, а потом натягивать сапоги не того размера?
Судебный медик пожал плечами и положил снятый сапог на решетку рядом с раковиной. Потом он вооружился лупой, парой пинцетов и принялся педантично отколупывать травинки и мельчайшие кусочки гравия, приставшие к коже и каучуку. Разложив свой улов по круглым коробочкам, Дельмас схватил сапоги и застыл, размышляя, куда их упаковывать: в мешок для мусора или в плотный бумажный пакет. Выбор пал на вторую емкость.
Эсперандье вопросительно на него взглянул.
— Почему я выбрал бумажный пакет, а не тот, что для мусора? Потому что грязь на
Тот повиновался. Дельмас пометил пакетик, потом бросил остальной мусор в один из мешков, висевших на стенке, и со звонким хлопком стянул перчатки.
— Я закончил. Гримм, конечно же, скончался от механической асфиксии, то есть при повешении. Материал я отправлю на экспертизу в лабораторию жандармерии в Розни-су-Буа, как меня попросила капитан Циглер.
— Как по-вашему, могли те двое остолопов принять участие в таком представлении?
Судебный медик пристально взглянул на Эсперандье и ответил:
— Я не люблю домыслов. Моя территория — факты, а гипотезы — дело ваше. Что еще за остолопы?
— Охранники. Они уже отбывали наказание за драки и мелкие махинации с наркотиками. Кретины, лишенные воображения, с излишком мужских гормонов и с почти прямой энцефалограммой.
— Если они таковы, как вы рассказываете, то шансы равны вероятности услышать от всех здешних кретинов, что автомобиль опаснее огнестрельного оружия. Но я повторяю, заключения — дело ваше.
Снега нападало очень много, и у всех возникло впечатление, что они очутились в гигантской кондитерской. На заднем плане долины виднелась буйная растительность, превратившаяся, как по мановению волшебной палочки, в сложные переплетения заиндевевшей паутины. Сервасу на ум пришли ледяные кораллы в глубинах замерзшего океана. Поток струился в обрамлении двух снежных валов.
Пробитая в скале дорога, огороженная высоким парапетом, следовала рельефу горы. Она была такая узкая, что Сервас подумал, каково им придется, если навстречу выскочит грузовик?
Выехав из очередного туннеля, Циглер притормозила, пересекла шоссе и припарковалась у парапета в том месте, где он, как балкон, нависал над заиндевевшими кустами.
— Что случилось? — спросил Конфьян.
Не ответив, она открыла дверцу, вышла и шагнула к бортику парапета. Остальные трое вылезли следом.
— Глядите, — сказала Ирен.
Они посмотрели в том направлении, куда указала она, и увидели вдалеке здания.
— Ух ты! Зловещее местечко! — воскликнул Пропп. — Похоже на средневековую тюрьму.
Та часть долины, где они находились, еще была в синей тени горы, а наверху крыши зданий уже золотились в утреннем свете, сбегавшем с вершин, как ледник. Сервас онемел от красоты этого дикого, уединенного места. Циклопической архитектурой институт напоминал горную электростанцию. Интересно, для чего предназначались эти здания, прежде чем стать Институтом Варнье? Было очевидно, что обе постройки принадлежали к одному времени. В ту эпоху строили на века. Тогда заботились не о рентабельности, а о том, чтобы добротно сделать работу, судили не по затраченным средствам, а по грандиозности замысла.