Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь
Шрифт:
Потрясая деньгами, леди Гамильтон смеялась:
— Ну вот, а муж твердит, что я умею лишь тратить!
Когда ей шепнули, что концерт был необычным, ведь оркестром дирижировал сам Иосиф Гайдн, Эмма едва не последовала примеру своей подруги-королевы — с трудом удалось удержаться от обморока.
— Что же вы сразу не сказали?! Мало ли какой старикашка встанет дирижировать, что же я, всех в лицо знать должна? Горацио, мы остаемся на пару дней, я должна спеть с Гайдном.
Согласием хозяев не интересовались, мнением самого Нельсона тем более, Лорда Гамильтона — тоже. Да и Гайдна не спрашивали.
Она действительно пела под аккомпанемент Иосифа Гайдна, хотя и не его произведение. Все забыли, что перед ними толстая, грубая, безумно шумная и вульгарная тетка, голос которой во время разговоров часто срывается на фальцет. Стоило зазвучать музыке, как этот голос преобразился, преобразилась и сама Эмма, она пела, и произошло чудо — леди Гамильтон снова стала молодой и красивой, очаровала всех, особенно самого Гайдна.
Гайдн подарил ей партитуру английских песен и согласился переложить на музыку произведения Корнелии Найт, которая все это время путешествовала с Гамильтонами от самого Неаполя, посвященные Нельсону.
Однако не все и не везде были столь благосклонны к Эмме. Пока разъезжали по Европе, она все тяжелела и тяжелела. К природной полноте прибавились лишние килограммы из-за беременности. Как ей только пришло в голову в таком состоянии разъезжать по чужим владениям и государствам!..
Большинство новых знакомых отзывались не слишком одобрительно не только о ее полноте, это бы ничего, но Эмма за последние годы слишком уверовала в свою исключительность, в свои заслуги и в обязательное восхищение ею и Нельсоном, не желая понимать, что давно перестала таковое вызывать.
Многих восторгало ее умение позировать, изображая те самые «картины», которые она демонстрировала еще со времен позирования в качестве «богини здоровья». Актерский дар у Эммы был несомненно, ей легко удавалось при помощи только поз и выражения лица создавать любой образ. Но это отнюдь не искупало неумение вести себя в приличном обществе. Если бы это было только незнание или игнорирование правил приличия, возможно, ей простили бы, однако вволю посмеявшись, но леди Гамильтон умудрялась шокировать окружающих откровенной вульгарностью и непомерной любовью к лести, граничащей с глупостью.
Редкие случаи задушевного пения, когда аплодировали не из вежливости, а от души, сменялись натянутыми улыбками, когда она допускала один промах за другим. Эмма неумеренно пила, правда, медленно пьянея, спаивала рядом с собой Нельсона, который пьянел быстро и попросту засыпал в уголке, неумеренно восхваляла своего возлюбленного, а заодно и себя, превращая каждый разговор в длинный монолог о собственных и адмирала Нельсона заслугах перед Неаполитанским королевством, а, следовательно, и перед всеми остальными.
Это было бы понятно при венском дворе, все же Мария-Шарлотта, которую, к изумлению Эммы, в Вене стали звать Каролиной (таково было ее официальное имя, Шарлотта — это внутрисемейное), приходилась матерью правящей императрице и теткой императору. Когда перебрались в Прагу, столь пространные рассказы о событиях в Неаполе уже вызывали некоторое недоумение. Для пражан Абукир был далекой бухтой, находившейся на другом конце света.
В самых разных дневниках в те дни записано одно и то же: огромная, вульгарная, тщеславная любительница выпить и поговорить о Нельсоне и о себе. С удовольствием внимает откровенной и грубой лжи, видно, из-за недостатка интеллекта не сознавая, что комплименты преувеличены. Адмирала просто позорит, держа, как прирученного медведя на поводке, и всем демонстрируя. Нельсон этого не замечает, видя перед собой только леди Гамильтон и каждому внушая, что она чистый ангел. Не соглашаться опасно. Лорд Гамильтон рядом просто сморчок, пригодный только для того, чтобы носить шаль.
А еще отмечали вопиющее косноязычие, матросские замашки вроде предпочтения стаканов фужерам и выливания последней капли на ноготь большого пальца, и неразборчивость в выражениях в любом обществе.
Дело в том, что Эмма за годы вынужденного скитания по морям, по волнам и впрямь растеряла многие воспитанные лордом Гамильтоном привычки, зато приобрела множество таких, которые были бы простительными среди веселой компании на пикнике или в матросском кубрике, но никак не при европейских дворах. Поэтому уследить за своей речью и своими манерами, особенно после колоссального количества шампанского (бывало, хозяину приходилось запрещать слугам подавать напиток, чтобы гости не свалились под стол), трудно, широкая и добрая душа Эммы раскрывалась нараспашку, вводя собеседников в ступор.
Вывод у всех один: своей связью с этой особой, своей влюбленностью в нее и немыслимым почитанием, граничащим с глупостью, адмирал Нельсон серьезно компрометирует себя и роняет свой престиж. О лорде Гамильтоне с его поведением даже не вспоминали, в семьдесят лет он стал посмешищем для всей Европы, не просто рогоносцем, но именно посмешищем, потому что в угоду своей беспокойной супруге временами забывал о правилах приличия и тоже выкидывал какие-нибудь шутки, на которые никогда не решился бы, будучи послом Англии.
Дурной пример куда заразительней доброго.
Но этой троице было все равно. Они любили: Эмма и лорд Гамильтон Нельсона, а сам Нельсон Эмму. Лорда Гамильтона не любил никто. Он это чувствовал и молил Бога только о том, чтобы живым добраться до Лондона, до Чарльза Гревилла, узнать у него новости об остальных коллекциях, найти жилье и зажить тихо и спокойно. Как такое получится рядом с Эммой, почему-то не думалось.
Все ближе море, а за ним Англия. Все чаще двое мужчин задумывались о том, что же будет там. Гамильтон с надеждой, Нельсон с опасением. В Англии Фанни, придется что-то решать, как-то объясняться по поводу трехмесячного отсутствия и предпочтения дальнего пути перед обычным морским… Ах, если бы Фанни могла относиться к ним с Эммой так же спокойно, как лорд Гамильтон! Если бы женщины смогли подружиться… Но что-то подсказывало Нельсону, что его супруга вовсе не обрадуется пребыванию рядом с ним леди Гамильтон.
Но до Англии еще есть время, они могут быть вместе, вовсе не думая ни о каких запретах!
Нельсон ошибался: это в Вене их принимали, как старых знакомых, это Эстергази, который бежал вместе с королевской семьей подземным ходом, сквозь пальцы смотрел на откровенные отношения Эммы и Нельсона, а в Дрездене, например, эрцгерцог Карл категорически отказался принимать при дворе женщину с развратным прошлым! Конечно, им отказали более дипломатично, все же это двор, а не матросский кубрик, посетовали на неготовность дворца к приему высоких гостей. Но почти сразу донесли до ушей настоящую причину.