Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь
Шрифт:
А потом и вовсе пришло письмо от леди Гамильтон! Одно, второе…
Получив первое, миссис Нельсон не сразу поняла, что это, решила, что чей-то глупый розыгрыш. Ей и в голову не могло прийти, что леди может писать вот так — неимоверно безграмотно. Было бы понятно, если бы итальянка или австрийка писала по-английски, но ведь Эмма Гамильтон англичанка! Фанни помнила рассказы о том, кем леди Гамильтон была до того, как стать леди.
Однако после превращения девушки из заведения мисс Келли в леди Гамильтон прошло немало времени, что же, английский посол не мог за это время научить свою супругу хотя
«Ани глупцы далжны были дать адмералу виконта а дали только барона!».
Разобрать мешанину слов оказалось очень трудно, Фанни взмокла, пока смогла это сделать.
— Надеюсь, она разговаривает лучше?
Миссис Нельсон вдруг почувствовала невыразимую обиду, хотелось стонать:
— Почему, ну почему она?!
По всеобщим отзывам давно не красавица, толстая, громкоголосая, вернувшаяся к манерам простолюдинки, да еще и столь безграмотная!
Фанни стояла перед зеркалом, разглядывая свое отражение. В сорок один она выглядела куда моложе своих лет, седых волос нет, кожа ровная, чистая, практически без морщин. Она верная жена моряка, никогда не изменяла Нельсону, ждала его из каждого похода, переживая, и мысленно никогда не просила больше, чем имела. В том, что дядя не дал большого приданого, нет ее вины, видно, Горацио чем-то не глянулся Джону Ричардсону Херберу, потому что дядя был богат и раньше обещал любимой племяннице достаточные средства.
Нельсон никогда не выглядел крепким моряком, хорошо, что дядя не видит его сейчас…
Фанни, кажется, нашла отдушину, она принялась искать недостатки у мужа. Казалось, найди она таких довольно, и перенести его измену будет много легче.
Невысок ростом, щуплый, увечный, давно беззубый, одноглазый, однорукий, усталый, подверженный постоянным головным болям и головокружениям… Он не выдержан и резок, если не в настроении, то может нагрубить, обидеть, даже не заметив этого…
Он… но она все равно любила этого неказистого внешне человека со всеми его увечьями и недостатками! Любила и ничего не могла с собой поделать. Нет, это не была страстная любовь женщины к мужчине, скорее, материнская любовь с готовностью помогать, жертвовать, не замечать недостатков, прощать проступки, даже измены. Только нужна ли Нельсону ее любовь? У него есть другая.
Френсис Нисбет никогда не была решительной женщиной, ни в доме у дяди, ни став миссис Нельсон. Она предпочла дать событиям развиваться своим путем. Не будет же Нельсон сидеть в Неаполе вечно, вернется в Англию, домой и забудет свою толстую визгливую тетку с ее безграмотными письмами.
Но на письма положено отвечать, и с затаенным чувством превосходства Фанни Нельсон написала ответ — красивым почерком в отменно изысканных выражениях она выражала леди Гамильтон благодарность за заботу о своем муже, а также надежду, что он быстро отремонтирует свои корабли и окажется в родных водах.
«Конечно, адмиралтейству стоило бы быть настойчивей и добиться для своего адмирала виконта, а не барона, но, полагаю, главная оценка его подвига и подвига его моряков не в действиях адмиралтейства или правительства, а в том, насколько восхищен им народ Англии, готовящий своему герою достойную встречу дома. Я полагаю, Вы помните, что английский народ умеет чествовать героев не хуже итальянцев. Мы ждем Горацио Нельсона и всей душой желаем ему скорейшего выздоровления
И все в таком духе на двух листах.
Фанни подчеркивала и подчеркивала, что благодарна за заботу о своем муже, что тот исправно рассказывает обо всем, что происходит в Неаполе, о чете Гамильтон, делится с ней мыслями и планами. Пусть толстуха помнит, что у Нельсона есть жена! Это тебе не Гревилл или даже лорд Гамильтон, которых обвести вокруг пальца можно запросто, Нельсон не таков, герой Англии не поддастся чарам бывшей красавицы!
Вот в последнем Фанни была абсолютно не уверена, но продолжала себе это внушать всеми силами.
Неважно, что Гамильтоны сумели устроить немыслимо роскошный и изысканный ужин на 800 гостей, а бал на 1740, дома лучше, даже если дом скромен, это все равно дом.
Он поддался, и очень быстро. Что муж влюблен, Фанни поняла по первому письму, но была готова простить и это. Ничего, покинет Неаполь и все забудет. Но он не покидал, мало того, зачем-то ввязался в спасение королевской семьи и королевского имущества, привез всех в Палермо и уже второй год занимается делами Гамильтонов, словно и нет никакого дома, нет жены, которая ждет, нет Англии.
Фанни подозревала, что, если бы сами Гамильтоны не были вынуждены возвращаться в Англию, Нельсон остался бы с ними в Неаполе!
Запятнать себя казнью Карачьолло!.. Даже если это и правильно, как мог боевой английский адмирал выступить в роли палача?! Фанни никогда не разбиралась в политике, не читала о ней, не задумывалась, но не слышать всеобщее осуждение своего мужа из-за столь неприглядной роли не могла. Нет, его не осуждал английский народ, адмирал Нельсон национальный герой, спасший не только Англию, но весь мир от Бонапарта (тогда казалось, что спасший), однако вокруг Фанни говорили немало дурного о ее муже.
Газеты наперебой укоряли адмирала за предпочтение, отдаваемое Неаполю перед Англией, и откровенную связь с леди Гамильтон в ущерб своей репутации. Если бы это были неприглядные наскоки, Фанни не стала читать, но уважаемые издания рассказывали о том, что немецкий художник пишет двойной портрет — леди Гамильтон и лорд Нельсон. Тут же иронически выражалась надежда, что у портретиста хватит ума и такта хотя бы символически поместить между ними лорда Гамильтона.
Немецкий художник? Что делает эта пара — Гамильтон и Нельсон — в Германии?
Оказалось, просто — леди Гамильтон вдруг возненавидела море и предпочла возвращаться по суше. Но Англия остров, неужели леди об этом не известно?! Или она намерена совершить часть пути по морскому дну? Фанни Нельсон не возражала бы. Заглянув глубоко в душу, она осознала, что предпочла бы, чтобы Нельсон не возвращался совсем.
Вчера еще герой, он стремительно становился всеобщим посмешищем.
Помимо откровенного неподчинения приказам командования он объявил, что слишком болен, чтобы воевать, и возвращается в Англию, но по суше. Однако просил прислать за ним в Гамбург фрегат.