Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь
Шрифт:
Несомненно, Нельсон чувствовал себя предателем, он сознавал, что виноват перед Фанни, не просто изменял жене, но и привез любовницу в дом. Чтобы оправдаться хотя бы перед собой, Горацио искал и находил у Фанни все больше недостатков. Она бестолкова! Да, да, несомненно, она невыносимо бестолкова! Уехать в Лондон, когда он привез дорогую Эмму сюда!
Нельсон не был подлецом, а потому мысль о дорогой Эмме тут же подсказала ему другую: не слишком порядочно привозить к жене любовницу…
И круг замкнулся…
В Лондон Нельсон въехал просто в ярости, тем более неподалеку от города их застигла страшная гроза. Никто не встречал, никакого триумфа, венка на голову или цветов под ноги… Он приехал, словно нежеланный, никому не нужный! Чего ждать от этого города? Разве здесь способны оценить свершенное для них же?! Разве могут лондонцы оказать столь же радушный прием такому герою, каким является он, адмирал Горацио Нельсон, какой оказывали в Неаполе?!
Нельсон настолько привык видеть поклонение, почитание, слышать приветственные крики восторга, что совершенно не желал задуматься, что никто в Лондоне не ведал о его приезде, что на улице не просто непогода, а кромешная темень и буря, что кто-то просто устал ждать, пока герой насладится обществом любовницы, путешествуя по Европе.
Нет, об этом Нельсон не думал, он винил лондонцев, хотя чувствовал, что не прав.
Еще один круг замкнулся.
Этих кругов будет еще много, отдаваясь своей страсти и не замечая ничего вокруг, Нельсон и Эмма создавали вокруг себя пустоту. Да, с ними многие будут продолжать встречаться, дружить, но многие ли продолжат уважать? Отсутствие уважения ярко продемонстрирует несчастная судьба Эммы, ведь после гибели Нельсона почти никто не протянет ей руку помощи, а если протянут, то вовсе не из уважения, а из обычной жалости Жалость унизительна, особенно если она заслужена.
Но пока до этого было далеко. Гамильтоны не отправились в имение лорда Уильяма, напротив, Эмма желала показать себя Лондону во всем блеске, наивно полагая, что Англия падет к ее ногам только из-за прежней красоты или заслуг перед Неаполитанским королевством.
Кроме того, она вовсе не собиралась расставаться с любовником, от которого должна вот-вот родить, Какая жалость, что у Нельсона жена не такова, как лорд Гамильтон! Они вполне могли бы поладить вчетвером, не мешая друг другу.
Нет, Фанни Нельсон явно, не такова! Значит, ей придется указать на ее место! Горацио Нельсон принадлежал Эмме, а она ему, любой должен это понять и принять. Если жена не поймет, тем хуже для жены.
Предстояла встреча двух женщин…
Эмма могла сколько угодно делать вид, что ее ничуть не беспокоит встреча с миссис Нельсон, в действительности она переживала не меньше самой Фанни. Предстояло с первой минуты показать, кто хозяин положения!
Фанни Нельсон ничего не собиралась показывать и доказывать. То, что муж влюблен в другую без памяти, она знала уже давно, а в предыдущий вечер во время встречи с Горацио после двухлетней разлуки поняла, что ничего исправить уже нельзя. Потому Фанни на хозяйку положения не претендовала, но она не могла придумать, как лучше выпутаться из этого самого положения, Горацио был привычно раздражен ее поведением, даже зол. Стоило ей сделать шаг ему навстречу, отшатнулся, словно от прокаженной. Она не стала касаться мужа, если ему противны ее руки, к чему настаивать?
— Я рада видеть тебя, Горацио. Если бы мы знали, когда вы приедете, подготовили бы торжественную встречу, Леди Гамильтон здорова?
При словах о встрече Нельсон почувствовал укор совести, ощутил свою вину перед женой снова, мгновенно захотелось ее в чем-то обвинить. Не найдя повода (не выговаривать же, что не сообщил о приезде заранее), буркнул:
— Ты бы о моем здоровье спросила…
— Тебя я вижу, выглядишь не слишком хорошо. Но, полагаю, ее здоровье тебе важнее собственного.
Последняя фраза дала повод, Нельсон взорвался:
— Она так много сделала для меня!
Фанни надоело унижаться, в глазах блеснули слезы, голос зазвучал громче (он вообще не поинтересовалсяженой, хотя бы из вежливости!):
— Устраивала пышные праздники и помогала терять авторитет? Потому ты привез ее даже в наш дом?
Нельсон понимал, что она права, от этого было еще хуже. Взвился, закричал:
— Придержи язык, Фанни! Что ты себе позволяешь? Я не могу пренебрегать своими обязанностями перед леди Гамильтон!
— А обязанностями передо мной можешь?
Лицо Нельсона не просто пошло красными пятнами, казалось, он вот-вот лопнет, как раздувшийся пузырь:
— Хороша встреча женой мужа!
— Мужу следовало помнить о том, что он муж, все это время…
Она выдержала все, спокойно повернулась и отправилась к себе в спальню. До утра лежала и молча плакала, не касаясь лица, чтобы назавтра не красных глаз и красного носа. Она не должна показывать свое отчаяние сопернице.
Хотя какая она соперница, — Эмма Гамильтон победительница, она завоевала Горацио Нельсона и с триумфом демонстрировала всему миру свою победу. Фанни вдруг поймала себя на том, что ей вовсе не хочется ввязываться в противостояние с леди Гамильтон. Если бы было возможно, она просто уехала бы домой, забыв о существовании этой женщины.
При одном условии, что Горацио не притащит ее в Раундвуд.
Стало немного страшно — любовница настолько околдовала Нельсона, что даже такое возможно. Но Фанни точно знала — отец Нельсона на ее стороне, если любовница Горацио появится в Раундвуде, она, Фанни, просто переедет жить к преподобному Эдмонду.
От этого решения стало легче на душе. Слезы высохли, она приняла свое поражение и не желала борьбы за Нельсона. Хороша или плоха леди Гамильтон, но Горацио любит ее, значит, так тому и быть. Мелькнула только мысль, почему это все терпит лорд Гамильтон…
Это все предстояло понять назавтра.
Фанни не подозревала, что отказ от борьбы за него Нельсон ставил жене в вину. Она не стала бороться, ничего не сделала, чтобы удержать его, значит, не так уж и нужен? Вот Эмма… да Эмма глаза бы выцарапала сопернице! Эмма настоящая женщина, не то что эта холодная рыба Фанни!
Подтвердив обоснованность своего выбора таким рассуждением, Нельсон почти успокоился, но еще долго мысленно продолжал упрекать жену во всех грехах, вернее, в тех немногих и для счастливой семейной жизни при условии взаимной любви или хотя бы уважения несущественных, что у нее нашлись.