Леди и разбойник
Шрифт:
– Конечно, – ответила леди Дарлингтон. – Все при дворе знают, как эта дама радовалась, что навредила тебе и мне. Она не скрывает своего приподнятого настроения и открыто называет тебя убийцей.
– Это меня не волнует.
– Действительно, почему это должно тебя волновать? – горько усмехнулась леди Дарлингтон. – Если кто и может доказать, что оскорбления не наносят ран, так это леди Кастлмэн.
Они поговорили еще о нескольких общих знакомых, а потом, быстро взглянув на Пэнси, леди Дарлингтон добавила:
– Меня каждый день посещает Рудольф и просит разрешения навестить тебя. Он сказал, что постоянно приходит сюда, но ты отказываешься
– Это правда.
– Он мне еще кое-что сказал, – взволнованно продолжала леди Дарлингтон. – Он просил передать, что умоляет тебя выйти за него замуж до суда. Говорил о своей любви и желании доказать всему миру, что не оставит тебя, каким бы ни был приговор.
Пэнси молчала. Сначала ей показалось, что она несправедлива к Рудольфу, – он искренне любит ее и поступает благородно, но потом разгадала его истинные намерения. Если она останется в живых, он будет мужем богатой женщины, если же она сполна заплатит за предполагаемое убийство, он останется при ее богатстве.
Однако предположение было столь ужасным, что Пэнси не решилась им поделиться даже с тетушкой. Она тихо сказала:
– Вы должны поблагодарить кузена Рудольфа за его предложение, но передайте ему – он выбрал неудачное время для женитьбы.
– Я знала, что ты так ответишь, – воскликнула леди Дарлингтон, и в голосе ее слышалось облегчение. – Но Рудольф был очень настойчив.
Они поговорили еще немного, и графиня собралась уходить. Прощаясь, она порывисто прижалась к Пэнси, и та успокаивала ее, хотя, казалось, все должно было быть наоборот. Леди Дарлингтон оставила кошелек с деньгами – траты в тюрьме оказались очень большими, почти каждый раз Пэнси просила тетушку прислать еще денег. За хорошие деньги можно было достать все. Кроме того, Пэнси раздавала в тюрьме деньги бедным и обездоленным. Женщины, приходившие убирать комнаты, обычно рассказывали ей о других заключенных. У нее защемило сердце, когда услышала об одной арестантке, родившей тройню и не имевшей даже тряпок, чтобы завернуть младенцев. Ей рассказали еще одну душещипательную историю о старухе, которую посадили в тюрьму за украденное яблоко. Полуслепая старуха наткнулась на яблоко, лежащее на тротуаре, не подозревая, что оно свалилось с тележки, стоявшей у магазина. Старуху притащили в тюрьму, у бедняги не нашлось ни пенса, чтобы откупиться, и ее бросили в камеру с тремя арестантками, две из которых были мерзкими воровками, а третья давно сошла с ума и была прикована цепью к стене, дабы в своем безумии никого не ранила. Пэнси откупила старухе более приличную комнату и дала денег на еду – обычной пищей заключенных служили помои, приправленные картофелем.
Взяв у тетушки кошелек, Пэнси спрятала его за корсажем. Здесь не только заключенные были нечисты на руку, но, если дело касалось денег или чего-нибудь ценного, надзирателям тоже не следовало доверять. Оставшись одна, девушка взяла книгу и принялась читать. Вдруг дверь отворилась и вошла надзирательница с письмом в руках.
– Записку мне передал джентльмен, – сказала она, усмехаясь беззубым ртом. – Он хорошо заплатил, а то я не стала бы лазить по всем лестницам в такое время. Уж вы мне поверьте!
От нее несло джином, и, войдя, она споткнулась о стул.
Взяв письмо, Пэнси задумалась, от кого бы оно могло быть. Надзирательнице, судя по всему, и вправду хорошо заплатили.
Обычно после обеда большинство тюремщиков отправлялось в таверну, и там они как следует напивались, а вернувшись, расползались по своим комнатам
Надзирательница захлопнула за собой дверь, и Пэнси услышала, как тяжелые, нетвердые шаги удаляются по коридору. Еще раз внимательно взглянув на конверт, девушка начала его медленно распечатывать. Едва она увидела строки, написанные знакомым почерком, сердце учащенно забилось и кровь прилила к щекам. Этот почерк Пэнси видела дважды. Она не забыла его. Руки дрожали, лицо сияло, когда она снова и снова перечитывала слова, написанные человеком, которого любила всем сердцем: «Не бойся, моя любимая! Самое темное время ночи всегда бывает перед рассветом».
Глава 11
В зале суда набилось столько людей, что, казалось, яблоку негде упасть. Пэнси, следуя по проходу в сопровождении тюремных надзирателей, чувствовала себя как в тумане. Лица присутствующих наплывали одно на другое, сотни глаз, устремленных на нее, мелькали как в кошмарном сне. Пэнси хотела закрыть лицо руками, чтобы не видеть их, но поборола это желание. Пусть смотрят, для того и собрались!
Многие пришли из любопытства, но в основном здесь были те, кто рассчитывал получить удовольствие от зрелища.
Чувство собственного достоинства, голос крови не позволили Пэнси прошмыгнуть жалкой побитой собачонкой – с гордо поднятой головой прошла она к скамье, на которую ей указали.
Еще в тюрьме она старалась следить за собой. Женщина быстро становится дурнушкой, когда ею овладевает страх, в чем Пэнси лишний раз убедилась в тюрьме: там было много грязных, опустившихся женщин. Казалось, они получали удовольствие от своего неряшливого вида, демонстрируя, до чего их довели.
Пэнси же попросила тетю Энн прислать в тюрьму самый изысканный туалет – бледно-голубое атласное платье, отороченное по лифу и рукавам роскошными кружевами. К удивлению девушки, платье принесла Марта. Они давно не виделись, и Пэнси кинулась к служанке, обняла, целуя. Долго сдерживаемые слезы брызнули из глаз.
– Марта, Марта! Как хорошо, что ты пришла. Как я рада тебя видеть. Я уж не надеялась, что мы встретимся. Говорят, в тюрьме посещения разрешены только родственникам.
– Ее сиятельству это стоило нескольких золотых монет, – объяснила Марта. – Но, честно сказать, миледи, я бы отдала все, что у меня есть, только бы не дожить до такого дня.
Слезы текли по щекам служанки, когда дрожащими руками она передавала картонку с платьем.
– Ох, миледи, – убивалась Марта, – за что вам выпала такая судьба!…
– Не плачь, прошу тебя, – успокаивала служанку Пэнси, – я очень рада тебя видеть. Не огорчай меня, не плачь! Не омрачай мне радость встречи!
Марта смахнула слезы тыльной стороной ладони.
– Я боюсь за вас, миледи, потому и плачу. Во дворце только и говорят о суде. Все прилипалы леди Кастлмэн в один голос пророчат неблагоприятный исход, утверждая, что против вас достаточно улик.
– А я не боюсь, Марта, – спокойно ответила Пэнси и, немного подумав, будто приняла важное решение, добавила: – Пришло известие от Люция. Он просит меня ничего не бояться, и я спокойна.