Леди не движется – 2
Шрифт:
— Просит чего-нибудь необычного?
— Да… нет. Обычное. Тело просит. Вот, и поговорить хочет. С вами и со следователем.
— Так и сказал?
— Делла, я не помню, как он сказал, я спал, а вы же знаете, как я ненавижу все эти разговоры, да еще с незнакомыми людьми… Вы скажете Йоханссону? Я не могу больше.
— Да, конечно, — очень мягко сказала я. — Во сколько он придет?
— В десять. А то Крюгер опять будет орать на меня, почему ничего не сказал. Не выношу громких звуков.
— Спасибо, доктор Моррис. Не беспокойтесь.
Он отключился, не попрощавшись. Да уж, ночной звонок для чудака Морриса хуже пытки. Хуже, чем лишние гости для его экономки.
Без четверти десять мы с Йеном уже были в морге. Нас встретил
Ничего другого мы с Йеном и не ждали.
Без двух минут десять тяжелые дверные створки откатились, и в зал въехал немолодой мужчина на инвалидном кресле. Он был хорошо, но немодно одет, лицо обвисло, глаза тусклые.
— Простите, — тихим голосом он обратился к Йоханссону, — я в новостях слышал, просят визуально опознать жертв маньяка.
— Насчет маньяка пресса поторопилась, — сказал Йен. — Банда.
— Мне уже не важно.
— Прошу, — Йен кивнул ассистенту.
Я ожидала, что он подъедет к телу Греты Шульц. Почему-то. У них было нечто неуловимо общее во внешности. Брат или дальний родственник? Но мужчина равнодушно проехал мимо немки. И остановился подле стола, где лежало тело оркушки Дирги Та.
В этот момент я все поняла. И оживилась: кажется, день обещал быть интересным и насыщенным разного рода событиями.
Мужчина подъехал вплотную к Дирге Та, остановился, закрыл лицо ладонями. Через несколько минут он опустил руки. Он смотрел на оркушку с беспомощной лаской. Поправил ее волосы, погладил по кисти. И откатился.
— Мое имя — Келвин Костелло, — сказал он Йену. — Вот, — он протянул левую руку, поддернув рукав, чтобы обнажить запястье, предлагая тем самым удостовериться в его личности. — Эта девушка — Дирга Та, я знаю ее около пяти лет. Моя… — он запнулся, — невеста.
— Сочувствую, — серьезно сказал Йен.
У мужчины дернулись углы рта.
— Правда, что ли? Большинство моих знакомых сказали: забудь, мало ли оркушек, мечтающих выйти замуж за обеспеченного человека, только свистни — утешат.
— Многие скажут то же самое и про человеческих девушек, — сказала я, подходя сзади. — Это ж не значит, что нет любви.
Мужчина тяжело и мрачно оглядел меня. Я обошла его и присела напротив.
— Я Делла Берг, ассистент инквизитора Маккинби.
А что, играть так играть. В конце концов, мы тут не одни, и окружающим совершенно незачем знать наши маленькие тайны.
— А-а, наша местная знаменитость.
— Могу я задать вам несколько вопросов?
— Любые, — мужчина повел рукой. — Лишь бы мои ответы помогли вам.
Я ни капельки не сомневалась, что именно его ответы действительно помогут. Проблема в том, что использовать их как показания не получится.
— Люди, — у мужчины дернулась верхняя губа, обнажая зубы. — Те люди, которые убили Диргу Та, — звери. Я хочу, чтобы их нашли. И покарали по всей строгости закона. Я ненавижу их. Мог бы ходить — убил бы сам, и наплевать, что остаток жизни я провел бы в тюрьме. Дирга Та не причинила зла ни одному живому существу. Она могла бы жить. Я уговорил ее учиться, она хотела стать медсестрой. И мы решили усыновить троих сирот. Через два месяца нас ждут в комитете по усыновлению. Но эти трое детей останутся без семьи. Я взял бы их в память о Дирге Та, но я инвалид. Мне не дадут. Вы хотите поговорить прямо здесь? Лучше не надо. Я достаточно хладнокровен, но при виде Дирги Та меня разбирает ярость. Скажите, мне дадут ее похоронить? Мы ведь не успели пожениться.
— Я Йен Йоханссон, следователь. Веду это дело, — сказал Йен. — Если у вас найдутся свидетели, что вы состояли с Диргой Та в близких отношениях, проблем с похоронами не возникнет.
— Состояли, — мужчина фыркнул. — Да мы жили вместе. Вот эти пять лет. Все соседи ее знают. Весь квартал. Из-за этого она ходила на работу окольными путями.
— Если хотите, мы можем пройти в комнату для посетителей, — предложил Йен. — Там удобно говорить.
Со своим инвалидным креслом Келвин Костелло справлялся привычно и уверенно. Я шла рядом, гадая, к чему бы это совпадение? Миссис Бейкер на коляске, и наш визитер, доведший Морриса до недомогания, — тоже.
И тут я увидела его зубы — мелкие и полупрозрачные, с острыми краями, сменились как минимум четыре раза. Ничего себе, на каких дозах регенерантов он сидит…
В комнате для посетителей мужчина едва дождался, пока мы с Йеном усядемся и включим аппаратуру. Точней, включил Йен — я свою «сбрую» и не выключала.
— Одиннадцать лет назад врачи приговорили меня, — сказал Келвин Костелло. — Неважно, в чем дело. Я получил прекрасную пенсию и льготы для проживания на Танире. Через год у меня полностью восстановилась власть над руками. Поначалу я жил на Радужном берегу, собственно, туда поселяют всех инвалидов, которые получили танирские льготы. Там прекрасный уход, отличное общество. Но когда я стал шевелиться, то захотел жить среди обычных людей. Я никогда не смогу ходить, но я чувствую ноги, они не атрофируются. И я остался мужчиной. Я нанимал помощника по дому, потому что не мог даже перебраться с кресла в постель. Сначала были мужчины. Они раздражали меня. А потом на мое объявление откликнулась девушка. Я не видел ее, только слышал голос. И она не сказала сразу, что орк. Голос мне понравился, я назначил встречу. Поначалу я расстроился, увидев ее. Но моя легкая ксенофобия быстро прошла, еще во время собеседования. Через месяц мы стали любовниками. Когда она нашла эту миссис Ахири, я возражал. Мы почти даже поссорились. Я говорил — да сдалось тебе это гражданство, не нужны никакие равные права на детей, я и так тебя не оставлю. Но она была упрямая. И… вот, — он повел рукой в сторону двери. — Поверить не могу. Когда она не пришла домой с работы, я испугался. Дирга Та иногда задерживалась, да что иногда — эта дрянная миссис Ахири постоянно задерживала ее на два-три часа. Но Дирга Та всегда предупреждала меня. Этим летом я перегрелся, был тепловой удар, и мое состояние ухудшилось. На Танире нет врачей, которые предлагали бы достаточно эффективные методики при моей травме, поэтому я договорился с родственниками, что они помогут мне добраться до одной хорошей клиники. К тому моменту я почти дожал Диргу Та до увольнения. Была мысль взять ее с собой, в конце концов, она опытная сиделка. Но буквально за пару недель до моего отлета она пришла домой сияющая — нашла другую работу, хорошую. В Китайском квартале. Я слыхал про человека, предложившего ей место, и слыхал только хорошее. Подумал: моя родня — ксенофоб на ксенофобе, Дирге Та будет тяжело. А здесь она дома, и наконец ей подвернулось приличное место, с которого она точно соберет рекомендации для гражданства. Пусть, наконец, она получит его и успокоится. Я улетел, но мы, конечно, постоянно поддерживали связь. Потом она долго не звонила, и я не мог дозвониться. Тогда я позвонил ее хозяйке и спросил, где моя невеста. Та ответила — мол, делать мне нечего, как следить за всеми орочьими шлюхами. Представляете? Я себе места не находил. А потом увидел в новостях.
Он замолчал, глядя в окно. Пальцы лежали на подлокотниках кресла.
— Мистер Костелло, — сказала я, — вы считаете себя обеспеченным человеком. Я говорила со многими свидетелями, знавшими Диргу Та. Они утверждали, что Дирга Та жила с сильно пьющим человеком, хорошим и добрым, но нисколько не зарабатывающим. И Дирга Та с любовником жили только на ее заработок. Из-за этого ей приходилось ходить на китайский рынок, чтобы покупать там еду подешевле. Это противоречие имеет какое-то объяснение?