Ледовое небо. К югу от линии
Шрифт:
— Мы были вынуждены переехать на новое место, — объяснил Дональдсон, — примерно в шестидесяти милях от прежнего. Специальная изыскательская партия нашла более подходящую территорию. Как вы догадываетесь, новый участок должен был обеспечить удобную и экономичную планировку. И, главное, хороший грунт, пригодный для прокладки коммуникаций, сооружения фундаментов и так далее. Пришлось разработать сложную систему удаления сточных вод, разыскать залежи песка и гравия, не забыть о переброске грузов с речных судов на морские, по возможности обеспечить себя местным углем, древесиной, гидроэнергией. Кроме того, городу срочно требовался аэродром. Ведь у нас не менее двух месяцев в году
— Вы все увидите собственными глазами, господин Дональдсон, — скрывая улыбку, пообещал директор. — Наш мэр ничего от вас не утаит.
— Безусловно, у нас с вами аналогичные проблемы, — с непроницаемым лицом поддакнул Мечов. Во избежание международных осложнений, он не решился провести параллель между бывшей пушной факторией, которая и в лучшие годы не насчитывала пяти тысяч жителей, и своим четвертьмиллионным индустриальным центром. Хватит того, что на банкете в честь мэра норвежского города Хаммерфеста, претендовавшего на звание самого северного, он уже пытался однажды доказать, что лишний градус к полюсу еще не делает город городом и, уж если на то пошло, самым северным будет Диксон. Ничего путного из этого не вышло: норвежец остался при своем, но обиделся смертельно.
— Как похоже на Инуик! — не уставал поражаться Допальдсои, прильнув к оконцу. — Мы тоже ставим дома на сваи или защищаем грунт шлаком. Превосходная новинка, ребята, должен вам сообщить! И хворост, обычный лесной хворост, очень способствует сохранению верхнего слоя.
— Это так же похоже на вашу эскимосскую дыру, — не выдержал темпераментный радиохимик, — как Шартрский собор на вигвам! — он ткнул кулаком в стекло. — И тот и другой остроконечные, понимаете ли… Мы едем на атомный реактор, достопочтенный сэр, на атомный, а вы толкуете про ездовых собак!
— Атомы меня не волнуют, — невозмутимо отмел Дональдсон. — Вам они нужны? О’кей! Я не протестую и еду с вами! Пусть вас тоже не трогает мой хлеб. Так будет справедливо. Я рад, однако, что вы, наконец-то, заговорили нормальным человеческим языком. Прошу принять мои поздравления. Джентльмены, полагаю, тоже довольны, — он обернулся к Логинову, сохранившему полную безучастность.
Мечов едва удерживался от смеха. Канадцы ему понравились оба. Впрочем, и тот норвежец, говоря по правде, оказался неплохим парнем. Хоть и не преминул всучить на прощание проспект, где крупными буквами значилось на трех языках: «Хаммерфест — самый северный город в мире».
Реакторный зал с окнами от пола до потолка и бесшумной автоматикой поразил флегматичного старину Дина в самое сердце.
— Вот это отгрохали, должен сказать! — восхищенно поцокал он языком и, проявив практическую сметку, осведомился. — На сваях? На шлакобетонной подушке?
— Скальный грунт, — ответил директор.
— Если бы под Инуиком была такая скала, я бы построил плавательный бассейн, — с этими словами он грузно опустился в операторское кресло и остался там почти до конца экскурсии. Но когда, по просьбе Мечова, включили тельфер и инженер в белом халате показал, как осуществляется замена твэлов, Дональдсон подобрался поближе. Привалившись бедром к ажурному ограждению реактора, с нескрываемым любопытством осмотрел толстостенный контейнер с пробой, аварийную сигнализацию, боксы и даже примерил на себя антирадиационный скафандр. Оборудованная по последнему слову технической эстетики, лаборатория произвела на него ошеломляющее впечатление. Мигающие глазки регистрирующих блоков, алюминиевые цилиндры, которые выбрасывала безотказная пневмопочта, и окрашенные в яркие тона обтекаемые поверхности фантастических непонятных устройств совершенно заворожили простодушного канадца. Не зная, на каком свете находится, он как-то сразу сник от избытка впечатлений и заскучал. Ни боксы с манипуляторами, свободно орудующими шприцем и ампулами тончайшего стекла, ни ЭВМ, которая сама печатала на большой каретке результаты вычислений и даже чертила графики, уже не могли его поразить.
Но и Риво, вопреки ожиданию Мечова, откровенно гордившегося оснащением своей любимой лаборатории, не выказал особого удивления перед техническими новинками. Для него они явились лишь необходимыми аксессуарами, не больше. Видимо, у себя в Канаде или в США, где работал по совместительству, он видел и не такие машины. Зато прикладные результаты, которые выдавал самый северный (тут уж без спора) промышленный реактор в мире, его занимали до крайности. Вежливо выслушав все пояснения Мечова и потрогав руками все, что ему было предложено, он сорвал с каретки разграфленный бланк с длинными столбцами чисел и на обратной стороне нарисовал огромный вопросительный знак.
— Я понял, мосье, что у вас активационный анализ стал индустриальным методом исследования, — ухватил он самую суть. — Это главное. Остальное — ясно. Как загружаются и облучаются пробы, как по спектру излучения ваша ЭВМ определяет редкие элементы, я знаю, а мощность и время облучения — детали. Скажите мне лучше, сколько металлов вы определяете?
— Семь, — с некоторой неохотой ответил Мечов, ибо самое важное приберегал для эффектного финала.
— В любой породе?
— В любой.
— Это колоссально! Примите мое восхищение.
— Производительность раза в три-четыре выше, чем при обычных методах анализа.
— Само собой разумеется, — кивнул Риво, — если вы повысите мощность реактора до ста киловатт, она возрастет еще больше. Повысится чувствительность, сократится время облучения.
— Мы так и хотим. Причем надеемся достигнуть большей мощности без особых капитальных затрат. Все же у себя делается, на комбинате.
— Во сколько обходится одна проба?
— Сто четырнадцать рублей. Но это сегодня, завтра мы надеемся снизить до сорока.
— Примерно сто пятьдесят долларов? Невероятно! Почему так фантастически дешево, мосье Мечов?
— У нас вообще жизнь дешевая, — пошутил Андрей. — Пробы, меха, бананы. Зато женские колготки ни за какие деньги не купишь или, там, сапоги…
У пульта ЭВМ, возле застекленных шкафов, где вращались залитые люминесцентным светом бобины с перфорированной лептой, закончилась, к обоюдному удовлетворению, научная часть программы.
Ровно в четырнадцать часов, как условились, приехал предисполкома и увез гостей в профилакторий «Валек», где вызревали под искусственным солнцем лимоны.
— Пообедаем у нас? — предложил Логинов, открывая дверцу машины.
— Дел невпроворот, Владлен Васильевич. Перекушу где-нибудь накоротке.
— Поедем, потолковать нужно.
Однако ни по дороге, ни за обедом, которым потчевала домовитая Вера Петровна, Логинов разговора не начинал. Со смаком хлебая щи из глубокой тарелки, расписанной синим кобальтом в английском кантри-стиле, даже намеком не обмолвился, о чем собирался поговорить.
Мечов догадывался, что это неспроста. Домашний обед в элегантно обставленной, но немного казенной гостиной, где висели ковры машинной работы и поблескивал чешский хрусталь, был, очевидно, задуман, как прелюдия.