Ледовое небо. К югу от линии
Шрифт:
— Отдаешь на съедение?
— Напоминаю, что нужно советоваться, предварительно. Особенно, когда дело касается крупных объектов.
— Значит, берешь сторону Валюжного?
— В этом вопросе, безусловно.
— Кусов уже знает твое мнение?
— Пока нет… Кстати, Андрей Петрович, дать себя переубедить отнюдь не значит потерять лицо. Напротив. Советую использовать шанс и наладить с Кусовым отношения. Нам всем еще долго, надеюсь, придется работать вместе, — Логинов отомкнул замок и крикнул жене. — Уходим, Веруша, скоро не жди.
БУРОВАЯ
Июля двадцать пятого дня, как и положено по календарю, солнце впервые нырнуло за горизонт. С белоночьем в тундру, где на озерах так и не стаял до конца лед, пришла осень. Взыграл своенравный восточный ветер, раздувая жар, обметавших небосклон закатных перьев, дохнул холодком дальних кочевий. И враз поредели комариные тучи. Затрепетали жалко неброские смолевки и поздние лютики. Утки-морянки, гагары и прочие транзитные водоплавающие встретили первую зорю протяжным кличем. А после время, словно под уклон, покатилось. Белые мухи по утрам замелькали. Напитались жидкой синькой блеклые сумерки. Вертолет, на котором Мечов с Лосевым вылетели из Мессояхи, шел на одной линии с солнцем, насквозь пронзавшим незащищенные светофильтрами прямоугольнички окон. Даже здесь, в золотой высоте, оно выглядело багровым, как на закате. «МИ-8» опускался прямо в ночь, точнее, в полуночную сыворотку, когда зелень кажется серой и, как степные курганы, неясно темнеют усеченные сопки мерзлотных бугров.
Вызванный по радио вездеход уже помигивал противотуманными фарами. Раздутые баллоны повышенной проходимости и округлый фургон делали его похожим на дирижабль. Под колесами блестела грязь, а в воздухе плавал мелкий сухой песок, взбаламученный затихающими винтами.
В распахнутую дверцу просочилась сырая прохлада. Неуемная птица пеночка печально попискивала где-то в подножном березнячке. С ближайшей буровой доносился приглушенный визг вращающегося ротора. Невидимая вышка была помечена сигнальным огнем на крон-блочной площадке. Дальней незнакомой звездочкой прокалывал темноту тонкий заостренный рефракцией лучик.
От места посадки до буровой вертолет мог доставить за несколько минут, но Мечов, хоть ночь застала в пути, пожелал покрыть последние километры на машине. Хотелось своими глазами увидеть, как легла в мерзлотный грунт третья нитка газопровода. Строительство станции для охлаждения нагретого до пятидесяти градусов газа решили осмотреть на следующий день. Собственно, только за этим Мечов и прилетел в Междуречье. Сама по себе Восьмая буровая ничем особенным его не привлекала. Ни трудовыми достижениями, ни по части удобств не выделялась она среди прочих вышек, разбросанных по мессояхским болотам. Те же вагончики с телеантенной, рация для связи с базой, добавочный комплект труб под навесом и цистерна с аварийным запасом горючего. На случай плохой погоды, когда вертолет не сможет своевременно доставить ни бочки с соляркой, ни сменную бригаду.
Одним словом, совсем не обязательно было ночевать именно на Восьмой. В любом стандартном балке из сборного дюраля всегда отыщется свободная койка для бродячего человека. Остановив свой выбор на самой далекой буровой, Мечов исходил из того, что оттуда было рукой подать до стройплощадки. Чтобы не тратить попусту драгоценное время, он надумал сделать небольшой крюк и пройти вдоль трубы. Засыпку можно было превосходно разглядеть и в сумерках. Зато весь следующий день высвобождался для Евражкина Кута, где взрывники заложили под холодильную станцию котлован. Намеченный маршрут сулил выгоду чуть ли не в целые сутки, и Лосев его горячо одобрил.
В желтом пронзительном свете свежая полоса грунта над трубами показалась ему почти черной. Вывороченный гусеницами вязкий суглинок сохранил рельефные траковые отпечатки, в которых сумрачно поблескивала вода.
— Остановите, — Мечов тронул водителя за плечо и приглашающе кивнул Герману. — Хочешь размять кости?
Они спрыгнули на волглую пружинящую под ногой землю.
— Метров тридцать, — прикинул на глаз Андрей ширину коридора. — Еще куда ни шло…
— Это и есть прогресс, который вы несете? — недоверчиво хмыкнул Лосев. — Ничего себе, впечатляет… Сколько лет понадобится, чтобы все опять заросло?
— Десять. А то и двенадцать… Ягельники трудно восстанавливаются.
— А деревья?
— Еще дольше. Холод, мрак… Растут медленно. Деревце толщиной в палец вытянется лет за пятнадцать. Не нравится?
— Почему? Не так уж и плохо. Пусть через двадцать лет, но все-таки сюда вернется нормальная жизнь. И зверь будет бродить, не ведая препонов…
— Чтобы вырастить более-менее приличный лес, нужно лет семьдесят, не меньше. Работаем, можно сказать, на правнуков.
— Уверен, что им леса будут нужнее нашего. Сей спокойно, дорогой товарищ, разумное, доброе, вечное.
— Я-то тут при чем? Траншею проложили еще в прошлый сезон, когда я ни сном ни духом не ведал, что Логинов имеет на меня виды. И вообще, насколько мне известно, газовщики меньше всего руководствовались экологическими соображениями. На данном этапе такой вариант надежнее. Вот и весь сказ.
— Но тебя он устраивает и чисто экологически?
— Опять же на данном этапе… Так уж сложилось, что темпы освоения Заполярья существенно опережали уровень знаний. О природе вообще и Севера в частности. Отсюда и постоянные огрехи и одновременно неуклонное стремление к совершенствованию. Я понимаю, что метод проб и ошибок — не самое лучшее, но так было. Теперь, надеюсь, все пойдет иначе. Как-никак пытаемся решать задачи в комплексе.
— Освоение нового региона становится по-настоящему комплексным, — Лосев поднял и растер пальцами затвердевший кусочек грунта. — Когда все планируется заранее, в том числе и неизбежные издержки, — он решительно сдул пепел. — Полностью защитить природу от вмешательства человека нельзя. Никакие законы тут не помогут. Не обольщайся поэтому и насчет комплексного подхода.
— Не только нельзя, но и не нужно. Иначе придется прекратить всякую деятельность, что изначально абсурдно… Мы вынуждены вмешиваться в экологическое равновесие. Более того, расширять с каждым годом масштабы вмешательства. На это следует смотреть открытыми глазами. Человечество не только не может позволить себе повернуть вспять, но и малейшая остановка чревата для него самыми непредвиденными осложнениями.
— Кто спорит? — согласился Лосев, прислушиваясь к напеву пуночки.
— Кто спорит? — нетерпеливо переспросил Мечов. — Если хочешь знать, я. Учитывать интересы природы мы обязаны? И, когда это жизненно необходимо, вносить коррективы?
— Так и надо говорить. По-деловому, с полным осознанием ответственности и, главное, честно. Нельзя же, на самом деле, всю землю превратить в заповедник? Какой, к чертям собачьим, может быть заповедник? Хотя бы здесь? — Герман кивнул на искореженную землю. — Оттого и встречают с недоверием иные предложения, что от них, несмотря на безупречность технических выкладок, попахивает липой. Выгодно зарывать трубы? Делай.