Ледовое небо. К югу от линии
Шрифт:
«Комбинат превратился в индустриальный сверхгигант, в мультикомплекс, насчитывающий десятки тысяч человек. И он продолжает расти стремительными темпами…»
Люся вынула из сумочки шариковую ручку и подчеркнула, особенно понравившееся ей место:
«У кибернетиков и социологов есть такое понятие — управляемость системы. Система становится трудно управляемой или неуправляемой, когда она чрезмерно разрастается и уровень организации начинает отставать от степени сложности. Нечто подобное имеет место и в промышленности. Существуют определенные оптимальные границы цеха, на которыми
Люся глянула на часы и заторопилась. Рудничный автобус отправлялся через двадцать минут. Хоть без нее и не уедут, неудобно все-таки заставлять себя ждать. Но то что опаздывать, но даже последней прийти не хотелось, когда все сидят на привычных местах и нетерпеливо поглядывают на часы.
— Можно трогать? — спросит водитель.
— Погоди! — откликнутся со всех сторон. — Раз, два, три, пятнадцать, двадцать… Одного не хватает. Кого же это, интересно? Никак Огарышева задерживается?..
Молниеносно одевшись, Люся метнулась к двери и только тут вспомнила про злополучную открытку. Как раз сегодня в диспансере был приемный день. Следующий приходился только на пятницу. Дожидаться в неизвестности целых два дня показалось невыносимым.
Она вновь посмотрела на синий циферблат часиков, крабьими клешнями охватывавших запястье, и позвонила Гале.
— Ты еще дома, Галюш? Какое счастье! Скажи нашим, чтоб не ждали. Я сегодня не выйду.
— Чтой-то ты надумала? — жуя и проглатывая, поинтересовалась Галя.
— К врачу надо.
— Заболела никак? — недоверчиво оживилась подруга. — Или?..
— Не знаю, — с напускным безразличием откликнулась Люся. — Вызывают зачем-то.
— Делать им нечего. А ты не ходи! Больно уж ты добросовестная у меня, Люш. Кому че в башку взбредет, а ты рада стараться… Может, отдохнуть захотела? Так учти, что сегодня в клубе концерт. Хоть к обеду управишься?
— Там видно будет. Постараюсь, — неопределенно пообещала Люся, чтобы поскорее закончить ненужный разговор.
— Ну, тебе видней, ты девушка самостоятельная… — уловив какую-то недосказанность, разочарованно протянула Галя. — В отдельной квартире живешь.
— Да брось ты, Галка, свои намеки, — возмутилась Люся. — Сказано тебе, что надо к врачу?!
— Кто вызывает хоть?
— Звонцова какая-то, — Люся с трудом разобрала неразборчивый почерк.
— Ничего себе какая-то, — передразнила Галя. — Ха-ха! Это же бывшая Андрюшина краля. Змея подколодная.
— Серьезно?
— А то нет?.. Думаешь, почему он мне не звонит? Почему вечно занят? Это она его с толку сбивает. Будь уверена. Вцепилась мертвой хваткой и не пускает. Еще бы — последний шанс. Она ведь старуха.
— Ты же говорила, что они разошлись?
— Я говорила? Привет! Это Светка из горздрава напела. Помнишь? Мы тогда у Вадика собирались, перед Ламой?
— Да-да, — чтобы поскорее отвязаться, поторопилась согласиться Люся. — Тебе, наверное, бежать надо? После поговорим.
— Погоди! — вскрикнула Галя. — Не вешай трубку!.. Ты в самом деле собираешься пойти к этой?..
— Мне-то
— Хороша, мать! А еще подруга любимая…
— Ну, если ты так ставишь вопрос… — Люся не успела договорить.
— Я шучу, Люш! — мгновенно переменила тон Галя. — Конечно же, сходи к ней, — сказала почти сердечно. — Говорят, она ничего, разбирается… Думаешь, у тебя с легкими что-нибудь?
— Ничего я не думаю, потом созвонимся.
— Целую тебя, Людок, не волнуйся. Вот увидишь, все обойдется. А на нее взгляни. Это даже полезно. Вдруг узнаешь чего? Чем черт не шутит?
Приемная радовала обилием зелени. Мягкие кресла и журнальные столики из стекла и гнутых никелированных трубок терялись среди причудливых филодендр, фикусов и пальм, касавшихся перистыми опахалами потолка. Это порождало иллюзию уединения. Низенький, обрамленный каменными плитками бассейн, в котором журчал фонтанчик и плавали жирные золотые рыбки, лишь довершал успокаивающую, нацеленную на бездумное созерцание обстановку. И все же больница всегда остается больницей. Горьковатый унылый запах, которым на веки вечные пропитались стерильно белые стены, напрочь глушил целебные отрицательные ионы, исходившие от рукотворного водоема, где чья-то умелая рука укоренила невиданные на семидесятой широте гиацинты.
Перед кабинетом Звонцовой скопилась небольшая, но устойчивая очередь. Настроившись на долгое ожидание, Люся расправила газету, чтобы спокойно и обстоятельно еще раз проглядеть статью. Заняв на ближайшем к кабинету диванчике свободное место, обратила внимание, что сосед, седоусый пенсионер, которого часто видела сидящим в президиумах, мусолит пальцами тот же бросающийся в глаза заголовок.
Приход нового человека старик воспринял с откровенной радостью.
— Читали? — он победно потряс сложенной в гармошку газетой.
— Читала, — опустила веки Люся.
— И как?
— По-моему, великолепно.
— Даже так? — старый рабочий столь решительно придвинулся к собеседнице, что звякнули его многочисленные медали. — Чем же, если не секрет, вам понравилось?
— А всем, — вызывающе улыбнулась Люся. — Вы разве противоположного мнения?
— Почему? Матерьялец подходящий. Крепко сбито, утверждаю. Как рабкор с сорокалетним стажем. И верный глаз чувствуется. Хотя бы вот, — старик быстро отыскал нужное место, — «Зеленый дымок над изложницами с медным расплавом…» Очень правильно подмечено. Так и ощущается вкус меди на языке. Учуешь однажды — вовек не позабудешь… Про душную муку после взрыва тоже со знанием дела упомянуто. Душная и есть, — он трудно прокашлялся в платок. — Замах, в общем, подходящий, а результаты того, слабые…
— Почему же слабые? — Люся со всей горячностью встала на защиту статьи. — Безупречная по логике и лаконизму постановка задачи, — она почти на память процитировала полюбившееся место. — Точные, научно обоснованные выводы.
— Насчет постановки не спорю: что хорошо, то хорошо, а относительно выводов — не согласен, девонька, швах. Очень слабо, — отмахнулся он, заранее отвергая любые возражения. — Гора родила мышь. Пустяковые рекомендации.
— Придать комбинату права главка по-вашему пустяк?