Ледовый десант
Шрифт:
Хотел «засечь» радиста-шпиона во время передачи немцам радиограммы о рокировке танков и артиллерии с Букринского на Лютежский плацдарм. Подозревал Андрея Стоколоса. Могли же его завербовать фашисты еще в сорок первом? Могли. Что с того, что он названый сын генерала Шаблия? Шаблий сам политический слепец, если не больше. Послал во вражеский тыл латыша Артура Рубена. А он, оказавшись в плену, написал листовку «Правда о «партизанском движении», которую немцы сбросили на партизанские леса Украины и Белоруссии, на линию фронта…
Теперь все эти сомнения остались позади.
Добрину вспомнился инцидент с командиром партизанского отряда разведчиком Янкелевичем. Он продержал его тогда полтора суток, выясняя анкетные данные, биографию, а ценные сведения о дислокации фашистских войск на букринском изгибе Днепра и в районах Канева, Мироновки, Белой Церкви, Корсуня и Смилы старели с каждым часом…
Добрин стал на колени возле Маргариты Григорьевны, снял каску и, склонив голову, прошептал:
— Прощай… Прости меня…
— Сюда идет капитан Заруба! — крикнул кто-то из артиллеристов.
Встречаться с капитаном Добрину сейчас не хотелось. Он поднялся, надел на голову каску и молча побрел по траншее в сторону командного пункта.
11
Потрепанные в трехдневных боях на Лютежском плацдарме, под Пущей-Водицей и Святошином дивизии Манштейна и Гота, боясь окружения, начали отступать из Киева. Суетились на улицах команды поджигателей и саперов. Языки пламени вырывались из окон главного корпуса Киевского университета. Над измученным городом поднялись черные смерчи дымов.
Воины 38-й армии рвались в Киев, чтобы спасти город. Вражеские солдаты, ждавшие своей очереди отступления на Белую Церковь, к Фастову и Попельне, словно обреченные смертники, оказывали жестокое сопротивление. В скверах, на площади, опустошенных улицах были установлены противотанковые «кобры», минометы, зенитные батареи.
Танки Тернистого быстро продвигались к центру. Дорогу показывал командир разведроты старшина Никифор Луденко, сидевший на броне «КВ» вместе с бойцами. Центральные кварталы Киева он знал не хуже своего родного села Лебедивки.
— Приготовить гранаты! — крикнул своим разведчикам Никифор Луденко. — За мной, хлопцы!
Красноармейцев как ветром сдуло с танка. Пробежав несколько метров, Луденко на секунду остановился, выдернул кольцо «лимонки», швырнул гранату в подъезд дома.
Пулемет умолк. Но последней очередью успел скосить старшину Никифора Луденко.
Прижав руки к простреленной груди, Никифор упал на мостовую. Его взгляд задержался на брусчатке, на цифрах «1900», вырубленных на сером булыжнике. «А сегодня пятое ноября сорок третьего года», — подумал он.
Ему
Луденко перевел дыхание. В глазах поплыл туман, задрожали фигуры солдат. Узнал Шмиля и Устина Гутырю, других бойцов разведроты. Узнал и склонившегося Гната Тернистого.
— В вашем танке мои вещи, товарищ капитан, — прошептал Луденко. — Там немного денег на хату. Старую ведь спалили немцы.
— Знаю, Никифор, — кивнул Тернистый. — Я же сам посылал танк, чтобы леса притащил на вашу хату.
— Зайдите с полковником к матери. Она его за сына почитает. Скажите, что мой брат Федя погиб на станции Котлубань…
— Знаю. Возле той станции сражались и наши танки.
— Двое нас сыновей было. Остался хотя бы отец живым…
— Скажу маме все, Никифор, скажу.
Подошли двое санитаров, распороли ножом комбинезон Луденко, чтобы перевязать рану.
— Товарищи! Киев наш! Над Киевом красные флаги! — послышался радостный крик.
Это кричал, подбежав к группе танкистов, корреспондент армейской газеты Филипп Миронец. Увидев раненого старшину, остановился:
— Кто этот танкист?
Капитан Тернистый назвал имя и фамилию командира взвода разведки танковой бригады. Добавил:
— Торопился Никифор от Сталинграда в родной Киев. Отсюда до его села рукой подать: оно на том берегу Днепра, где сейчас переправа. И вот…
— Неужели нет надежды? — склонился над Луденко Миронец.
Один из санитаров печально покачал головой:
— Нет…
— Раны заживут, мама… Вышгород и Киев надо брать… — прошептал в бреду Луденко.
Оцепеневших солдат встряхнул рокот бронетранспортера. Послышался чей-то голос:
— Командующий фронтом подъехал! Идет сюда!..
Тернистый доложил Ватутину о последних событиях, о героической гибели старшины Луденко.
Ватутин склонил голову, помолчал, потом обернулся к сопровождавшему его офицеру:
— Гвардии старшина Луденко заслуживает звания Героя Советского Союза. Подготовьте документы.
Командующий окинул взглядом столпившихся солдат — пехотинцев и танкистов. Увидел старшего лейтенанта Сероштана. С ним он под Курском стоял в окопе, через который переползала «тридцатьчетверка». «Все-таки дошел Сероштан до Киева! — подумал Ватутин. — Молодчина! Дойти бы ему еще и до Варшавы, до Берлина!.. — Глаза Ватутина прищурились: — Вроде бы и эти знакомы?.. Конечно! Три недели назад я видел их без погон на берегу Ирпеня. Воины генерал-майора Шаблия. Тогда эти двое не пошли в партизанский штаб, пожелали участвовать в боях за Киев. И взяли Киев. Молодцы!»