Ледяной ветер Суоми
Шрифт:
– Если выяснится, что в записке изложена правда, я уеду домой, – начал русский сыщик. – А начальству объясню, что деньги теперь сам черт не вернет фабриканту Смирнову. Они, конечно, поднимут вой, но вскоре примирятся. В Петербурге все понимают, куда зашли наши отношения. Но ты должен учитывать, что историю с пропавшими деньгами, которые пойдут на отделение Суоми от империи, враги отделения могут использовать против вас.
– Каким образом? – быстро спросил Юнас.
– Поднимут вопрос в Думе, потребуют усилить присутствие войск, прижмут какие-то очередные ваши права… Стоит ли такое обострение
– Наши враги – твое правительство и твой государь. А у Смирнова мошна толстая, не обеднеет. Пойми, я действительно не смогу вернуть тебе средства, похищенные у него, если их пустили на нужды освобождения. Это против моей совести. Мы все в полиции откажемся искать тех, кто умыкнул деньги.
– Но ведь они совершили убийство, – напомнил статский советник.
– Да, негодяй лежит тут в луже крови. Мы просто свернем дознание. Скажем, что оно зашло в тупик. Сам знаешь – многие преступления остаются безнаказанными. А реально – начнем переговоры с вождями движения, они же все известны. Если это руководители «Союза свободы», пусть объяснятся. Смерть вора, который отказался поделиться краденой добычей с народом, выглядит уже не столь ужасно. Такого предателя не жалко.
– Цель оправдывает средства?
– Конечно, Алексей. Где политика – морали не ищи. Финский народ желает сам решать свою судьбу. Царизм, гниющий на глазах, ему препятствует. Что может быть важнее исполнения сокровенного желания целого народа? То-то…
– Пусть так. Вы нашли исполнителей, убедились, что записка не уловка фартовых, а правда. Спустили дознание на тормозах, оставив убийц безнаказанными. Согласен даже с тем, что это ваше внутреннее дело. Начальству скажу то, что сочту нужным. Например, Раутапяя зарезал другой негодяй. Вор у вора дубинку украл. Убийца, видимо, сбежал с добычей через Швецию в Америку; поимка его невозможна…
– Хорошая версия, – одобрил Кетола. Вихтори, вертевшийся на стуле, подхватил:
– Очень хорошая! Сколько вокруг нераскрытых убийств?!
– Но есть вероятность того, что здесь не политическое убийство, а рядовая уголовщина, – продолжил Лыков. – Это можно выяснить относительно быстро – объяснившись с верхушкой «Воймы» [33] . Ты сам только что сказал, что подобное объяснение не составит особого труда. Обещай мне честно рассказать о его результатах. Говоря по совести…
33
«Войма» – название «Союза свободы», организации финских сепаратистов, до 1906 года. Тогда суд приказал ликвидировать «Войму», и она перерегистрировалась под новым названием.
Лыков остановился, глянул на несчастного кассира, лежащего в луже крови, и повторил:
– Говоря по совести, я не верю, что тут политика. По мне, так рядовой разбой.
– Почему?
– А посмотри, как вскрыта шкатулка.
Русский сыщик указал финскому на раскуроченную жестяную шкатулку с национальными орнаментами на крышке, валявшуюся у них
– Обрати внимание на излом. Сбоку от замка, совершенно по-фартовому. Опытный человек вскрывал. Революционер возился бы и так и сяк и в конце концов разодрал бы крышку в клочья. Она из мягкой жести. А убийца ловко взломал замок одним движением. Нет, видна рука профессионального уголовника.
Кетола опустился на колени и стал рассматривать шкатулку, не трогая ее руками. Потом вынул лупу и опять погрузился в изучение. Когда он встал, Лыкову показалось, что на лице комиссара видна растерянность.
– Согласен со мной?
– Ну… определенно ничего сказать нельзя. Твое заключение всего лишь предположение, сделанное второпях. Просто хочешь, чтобы было по-твоему.
– А почему у тебя такое лицо?
Комиссар провел по щеке рукой, словно убирал прилипший к усам после обеда кусок капусты:
– Какое такое?
– Ты что-то заметил, но не хочешь говорить.
Юнас пытался отшутиться:
– Господин Лыков еще и физиономист?
– Любой опытный сыщик – физиономист. А Лыков достаточно опытный.
Комиссар приказал кандидату на должность:
– Позови сюда управляющего.
Тот, когда обнаружили труп, был выставлен на лестничную площадку. Теперь управляющий вошел и замер в дверях, не в силах оторвать глаз от лежащего на полу тела.
Криминал-комиссар что-то приказал ему и кивком отправил прочь. Потом пояснил приятелю:
– Я велел ему телефонировать в управление и вызвать группу с фотографом. Нам с тобой здесь делать больше нечего. Их встретит Вихтори. Дождемся заключения, обсудим его. Пусть парни обратят внимание на то, как взломана шкатулка, хорошо, Вихтори?
– Будет сделано, господин генеральный комиссар.
– Идем, Алексей Николаевич. Мне предстоит неприятный разговор с полицмейстером. Нечего его оттягивать.
– Погоди, – остановил его командированный. – Я сначала все тут обыщу. По свежим следам и лично, а не с помощью твоих парней.
Лыков шарил в помещении полчаса, до самого приезда сыщиков с фотографом, но ничего интересного не обнаружил. Записная книжка велась убитым на финском языке, и из нее вырвали несколько страниц. Билетов, счетов, почтовой корреспонденции не оказалось. Кто-то еще до статского советника тщательно обыскал квартиру и забрал все бумаги. Почерк указывал на опытного человека.
Вернувшись на Александровскую, сыщики сразу пошли к полицмейстеру. Русского в кабинет не позвали, финн зашел один. Через закрытую дверь до Лыкова сначала доносился только голос полковника Вальмквиста. Тот распекал подчиненного на повышенных тонах. Затем шеф дал слово Кетоле и, услышав его объяснения, сбавил обороты.
Минут через десять секретарь попросил статского советника зайти. В кабинете полковник, красный и возбужденный, заявил:
– Криминал-комиссар дал мне отчет о происшествии. Вор Раутапяя мертв, деньги пропали. Мы продолжим поиск похищенных средств. Пока, в силу возникших обстоятельств…
Он запнулся в поисках нужных слов, потом пробормотал:
– Короче говоря, господин Лыков, мы просим вас обождать. Политическая подоплека заставляет нас провести расследование убийства беглого кассира особенно аккуратно. Мы понимаем друг друга?