Легенда о прекрасной Отикубо
Шрифт:
Митиёри пришел в ту же ночь и, узнав о случившемся, побледнел как смерть. Что сейчас думает о нем Отикубо? Ведь она терпит такие муки из-за него.
— Передай ей весть от меня, когда поблизости не будет людей, — попросил он Акоги. — Скажи ей: «Когда я пришел сегодня, чтобы поскорее увидеть вас, то услышал о внезапной беде. Сказать, что я потрясен, нет, это слишком слабо, я в безумном отчаянии. Как мне увидеться с вами?»
Акоги сняла с себя свое шуршащее шелковое платье, подтянула повыше хакама и тихонько подкралась к кладовой со стороны
— Отзовитесь! — Ни звука в ответ. — Вы спите? Это я, Акоги.
Отикубо услышала ее тихий голос и подошла к двери.
— Ты здесь? — Голос Отикубо заглушали рыданья. — Это ужасно! За что меня так мучают?
— Я с самого утра брожу возле кладовой, но пробраться к вам нет никакой возможности. Ужасная беда! А ваша мачеха вот что говорила… — И Акоги сквозь слезы начала подробно рассказывать обо всем, что видела и слышала. Отикубо еще сильнее залилась слезами. — Молодой господин изволил прийти. Услышав о том, что случилось, он стал плакать. Как он плакал! И вот что он говорит… — рассказывала дальше Акоги.
Почувствовав глубокую жалость к своему возлюбленному, Отикубо молвила:
— Я не знаю, что со мной будет, и потому ничего не могу ответить. Насчет нашей будущей встречи скажи ему вот что:
Жизнь от меня отлетает.
Здесь я еще или нет —
Я и сама не знаю.
Гаснет в сердце надежда
Снова увидеть тебя.
Кладовая набита множеством вещей. Здесь так дурно пахнет, что нечем дышать. Я жестоко страдаю. Ах, зачем я еще живу на свете!..
Она плакала так, словно сердце ее разрывалось от невыразимого горя. Можно себе представить, что в это время чувствовала Акоги! Боясь, что в доме могут услышать их разговор, она наконец тихонько ушла.
Когда Митиёри передали слова Отикубо, он еще сильнее опечалился и слезы полились у него ручьем. Не в силах сдержать их, он закрыл лицо концом рукава. Акоги разделяла его печаль. Пробыв некоторое время в нерешимости, Митиёри сказал:
— Пойди к ней еще раз и передай от меня:
«Дорогая моя возлюбленная! Сердце мое полно такого горя, что я могу сказать тебе только одно.
Ты мне велела сказать:
«Гаснет в сердце надежда
Снова увидеть тебя.
Как мне дожить до утра?
Жизнь моя отлетает…
Больше не думай и не говори так».
Акоги снова отправилась к кладовой, но в темноте что-то с грохотом уронила. Мачеха проснулась и встревожилась:
— Воры лезут в кладовую.
Акоги пришлось торопиться. Передав плачущей Отикубо слова Митиёри, она шепнула:
— Мне нужно скорей уходить.
— Так
Ах, думала я:
«Короткое счастье мне суждено!»
Твоему я сердцу не верила,
Но первым сердце мое
К вечной разлуке готовится…
Не дослушав, что еще говорила Отикубо, Акоги убежала.
— Старая госпожа проснулась и подняла крик, — сказала она. — Я больше ничего не успела услышать…
Юноша пришел в такое отчаяние, что даже думал прокрасться в дом и убить мачеху.
Наконец минула эта грустная ночь. Митиёри, взволнованный до глубины души, приказал Акоги на прощание:
— Немедленно дай мне знать, как только представится удобный случай освободить мою любимую. Ах, как она, несчастная, страдает!
Меченосец боялся, что тюнагон, верно, слышал про его участие в этой скверной истории. Ему неприятно было дольше оставаться в этом доме, и он уехал вместе с Митиёри.
«Как передать моей госпоже немного еды? — ломала себе голову Акоги. — Она, наверно, совсем ослабела от голода». Акоги завернула немного сваренного на пару риса так, чтобы сверток не бросался в глаза. Но как его передать? Долго Акоги ничего не приходило в голову. Наконец она сказала маленькому Сабуро, который часто прибегал с ней поболтать:
— Вашу старшую сестрицу заперли в темной кладовой. Что вы об этом думаете? Неужели вам не жаль ее?
— Почему это не жаль?
— Тогда отдайте ей потихоньку это письмо от меня, так, чтоб никто не заметил.
— Давай!
Взяв письмо и сверток с рисом, он побежал к кладовой и начал кричать во все горло:
— Отоприте эту дверь! Отоприте! Отоприте! Пустите меня туда!
Мать строго на него прикрикнула:
— Зачем тебе нужно, чтобы отперли эту дверь? Что за выдумки такие!
— Там мои сапожки. Я хочу мои сапожки — неистово вопил Сабуро, колотя в дверь кулаками изо всех сил.
Тюнагон очень любил своего младшего сына.
— Мальчик, наверно, хочет покрасоваться в своих сапожках. Отоприте ему скорее, — велел он.
Госпожа из северных покоев строго сказала сыну:
— Я открою дверь, но только на минутку, изволь, не мешкая, достать свои сапожки.
Но расшалившийся мальчик продолжал шуметь:
— Откройте, а то дверь разобью!
Наконец дверь отперли.
— Куда они запропастились? — И Сабуро, присев на корточки и сделав вид, будто ищет сапожки, ловко передал сестре письмо и сверток.
— Чудеса! Здесь их не оказалось, — объявил он, выходя из кладовой.
— Я тебе покажу, как шалить и не слушаться! — Китаноката догнала мальчика и дала ему затрещину.
Подойдя к щели, сквозь которую пробивался луч света, Отикубо прочла письмо. Акоги сообщала ей все новости. К письму был приложен сверток с вареным рисом, но еда не шла бедняжке на ум.