Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак(Историко-приключенческие повести)
Шрифт:
— Вы рассуждаете как революционер.
— А я и есть революционер!
И в это время раздался возмущенный возглас:
— Значит, по-твоему, я жадюга?!
Увлеченные своей беседой, взрослые наконец заметили, что между их детьми назревает драка, и они поспешили вмешаться.
— Не успели познакомиться — уже ссоритесь? — укоризненно покачал головой Мирослав. — Ну, что не поделили?
— Клад! — ляпнул Сергунька.
— Неужто нашли? — удивился капитан Хук.
— Еще нет, но…
— Значит, делите шкуру неубитого медведя? Хороши!
— Он не хочет меня брать, говорит, что я маленький. Скажи ему, пап, что ты даже в море меня брал, китов ловить, а это не то, что какие-то сокровища искать!
— Это правда, — подтвердил Фабиан. — А насчет сокровищ… Послушай, Андрейка, я ведь и в самом деле пошутил тогда. Нет здесь никакого клада.
— А вот и есть! — Андрейка даже топнул ногой. — Хорошо, идемте все. Пусть и он идет, — кивнул на Сергуньку. — Сами увидите… Только вот отец не соглашается…
— Ладно, — смилостивился Мирослав. — Завтра праздник, все отдыхают… Пойдем, побродим по острову. Заодно проверю одно свое предположение… А сейчас погуляйте здесь, мы с капитаном ненадолго сходим в контору. Да смотрите больше не ссорьтесь. Андрейка, будь за хозяина, покажи гостю прииск.
Андрейке не нравился прииск, вернее, он интересовал его только первые несколько дней, а потом он невзлюбил его, ревнуя к нему отца. А когда что-то не любишь, то и рассказывать неохота.
— Вон шурфы, из них достают породу, а это вашгерд, здесь получают шлих, а уж из него золото… — безо всякого энтузиазма рассказывал Андрейка.
— Ну и объяснил! — хмыкнул Сергунька. — Ничего не понятно.
— Да ничего тут интересного нет. Чтобы получить вот такусенькую золотинку, надо перелопатить во-от такую кучу песка и камней! Ерунда, в общем. То ли дело клад! Вот откопаем пиратский сундучище с золотом и драгоценными каменьями, весь прииск ахнет!
Работы сворачивались. Мужики поднимались из забоев, бабы перестали качать насосы, подающие воду на вашгерды. Плюгавый и с виду злющий штейгер, кидая настороженные взгляды по сторонам, ссыпал намытое золото в железную кружку и удалился. Приискатели потянулись к конторе, за жалованьем.
Мальчики с жалостью смотрели на усталых рабочих, на их изможденные серые лица, на их ветхую лопотишку: рваные кафтаны, рубахи и пряденики [69] , измазанные глиной. Костлявый сутулый мужик, до глаз заросший сизой щетиной, получив деньги, вздыхал:
— Эх-ма! Сколь не пересчитывай — не прибавляется!
Баба в сарафане из затрапезы [70] подхватила:
— Ишшо бы! Нам за золотник рупь восемь гривен плотит, а сам той золотник сдает в кассу по пяти Рублев! Вот и считай: три двадцать в карман кладет, каланча проклятая!
69
Пряденики — пеньковые лапти.
70
Затрапеза — вид грубого дешевого полотна.
Андрейка сообразил, что речь идет об отце, и уже открыл рот, чтобы крикнуть, что это неправда, но сутулый мужик его опередил:
— Дура ты, Глафира! Нешто управляющий виноват? Он такой же наемный, как и мы. Это хозяин нас обкрадыват.
Баба завернула монеты в платок, сунула за пазуху и проворчала:
— Все они одним миром мазаны!
— Зря щуняешь [71] , зря! Мирослав Янович хороший человек, душевный, штрафами не изводит, слово ласковое знает… И честный: окромя жалованья, ни копейки не берет. А вспомни, как до него было на приисках?..
71
Щунять — упрекать, зря наговаривать.
О том, как было до Яновского, мальчики не узнали: рабочие ушли со двора. За воротами прииска Андрейка увидел Ван Ювэя, стоявшего в окружении своих приближенных; он подзывал к себе выходивших из конторы китайских кули, что-то им говорил, и те с поклонами, хотя и с явным нежеланием отдавали ему свои деньги.
— Сергунька, видишь того толстого китайца с усиками? Посмотри, какие у него длинные ногти.
— И верно! — Сергунька засмеялся. — Прямо как когти у медведя. Зачем ему такие? Ведь он, поди, и руками ничего делать не может.
— А он ничего и не делает, за него все делают другие. Наверное, только лопает сам…
Во дворе появились Мирослав Яновский и Фабиан Хук.
— Ну что, интересно у нас? — спросил проспектор у Сергуньки.
— Самое интересное для него — это ногти Ван Ювэя! — засмеялся Андрейка. — Вон он у ворот стоит… Отец, а почему китайцы ему деньги отдают?
Мирослав взглянул в указанном направлении и нахмурился. Толстяк и его свита в свою очередь увидели управляющего и, пошептавшись, поспешили ретироваться.
— Я сейчас, — буркнул Яновский-старший и вернулся в контору. Ждать его пришлось долго. Когда он наконец вышел и Яновские вместе с Хуками отправились домой — Мирослав с сыном квартировал и столовался у штейгера Сизова, — Андрейка спросил отца:
— А в сам деле, для чего ему такие длинные ногти? И некрасиво, и неудобно с ими…
— Это по нашим меркам некрасиво, а по ихним — самый шик! А кроме того, всем сразу видно, что обладатель этих ногтей не занимается физическим трудом, а стало быть, богат и знатен. У нынешней вдовствующей императрицы Цыси [72] когтищи тоже — будь здоров! Длиннее, чем сами пальцы.
72
Цыси — регентша и императрица Китая во время правления Тунчжи (1861–1874) и Гуансюя (1875–1908).
— Видели ее? — опросил капитан Хук.
— Только на портрете, хотя трижды бывал в Пекине. Зато слышал о ней многое…
До позднего вечера за чаем Мирослав рассказывал другу и мальчикам о Поднебесной, о ее великом народе и о ее императрице — особе хитрой, жестокой и жадной. Андрейку и Сергуньку особенно поразило то, что у Цыси пять тысяч шкатулок с драгоценностями и что, по слухам, ей ежедневно подают обед из ста — ста пятидесяти блюд.
— Чему удивляться, — возразил Яновский, — ведь недаром китайская поговорка гласит: «Что император скушает за один раз, того крестьянину на полгода хватит».