Легенда об Уленшпигеле (илл. Е. Кибрика)
Шрифт:
Тория держала вафельницу, открывала, захлопывала и, точно в припадке бешенства, звякала железом. Она скрежетала зубами, хрипела, как умирающая, стонала от невыносимых страданий неутоленной мести, кусала рыбнику вафельницей руки, ноги, все тело и особенно старалась захватить горло. И при каждом укусе она приговаривала:
— Так он кусал мою Беткин этими зубами. Теперь он платит! А, кровь течет, убийца? Господь справедлив. Погребальный звон! Беткин зовет меня отомстить. Чувствуешь зубы? Это господня пасть.
И она непрерывно и безжалостно кусала его и, когда не удавалось укусить, била его железом. Но так велика была ее жажда мести, что она не убила его.
— Пощадите! — кричал рыбник. — Уленшпигель, ткни ножом, я скорее умру! Убери эту бабу! Разбей погребальные колокола, убей этих кричащих детей!
А Тория все кусала его, пока один старик, сжалившись, не отобрал у нее вафельницу.
Тогда Тория стала плевать ему в лицо, вырывала у него волосы и говорила:
— Медленным огнем и раскаленными клещами — вот как ты расплатишься. Я своими ногтями выцарапаю тебе глаза!
Между тем, услышав, что оборотень не дьявол, а человек, подошли из Гейста все рыбаки, мужчины и женщины. Некоторые были с фонарями и с горящими факелами. Все кричали:
— Подлый убийца! Где ты спрятал золото, которое награбил у своих несчастных жертв? Пусть все отдаст назад.
— У меня ничего нет! Пощадите! — отвечал рыбник.
И женщины бросали в него камнями и песком.
— Вот расплата, вот расплата! — кричала Тория.
— Помилуйте! — взывал он. — Я истекаю кровью! Пощадите!
— Твоя кровь! — кричала Тория. — Еще хватит довольно, чтобы ты мог расплатиться ею. Смажьте бальзамом его раны. На медленном огне — вот твоя расплата; а руки ему оторвут раскаленными клещами. Он заплатит.
И она бросилась бить его, но упала на землю без сознания, как мертвая; и так оставили ее, пока она не пришла в себя.
А Уленшпигель, высвободив между тем руки рыбника из капкана, увидел, что на правой руке у него нехватает трех пальцев.
Он приказал потуже связать его и положить в корзину для рыбы. И мужчины, женщины и дети двинулись в Дамме, чтобы искать там суда и расправы, и поочередно несли корзину. И они несли также фонари и факелы.
И рыбник, не умолкая, повторял:
— Разбейте колокола! Убейте кричащих детей!
И Тория говорила:
— Пусть заплатит! Медленный огонь, раскаленные клещи — вот плата!
Затем все умолкли. И Уленшпигель слышал только порывистое дыхание Тории, тяжелые шаги мужчин по песку и громовой шум бушующего моря.
С тоской в душе смотрел он на яростно несущиеся по небу тучи, на море, где сталкивались огненные барашки, и на озаренное светом фонарей и факелов бледное лицо рыбника, который не отрывал от него своего злобного взгляда.
И пепел стучал в его сердце.
Четыре часа шли они таким образом, пока не пришли в Дамме, где встретила их толпа народа, уже знавшего о том, что произошло. Все хотели видеть рыбника, и толпы шли за рыбаками с пением, пляской и криками: «Поймали оборотня! Поймали убийцу! Слава Уленшпигелю! Да здравствует наш брат Уленшпигель! Lange leven onsen broeder Ulenspiegel!»
Это было точно народное восстание.
Когда они проходили мимо дома коменданта, тот вышел на шум и сказал:
— Ты победитель! Слава Уленшпигелю!
— Пепел Клааса стучал в мое сердце, — ответил Уленшпигель.
— Ты получишь половину достояния убийцы, — сказал комендант.
— Раздайте пострадавшим, — ответил Уленшпигель.
Явились Неле и Ламме. Неле смеялась и плакала от радости и целовала своего милого Уленшпигеля, а Ламме грузно плясал вокруг него, шлепая его по животу, и говорил:
— Вот кто смел, и тверд, и верен: это мой разлюбезный товарищ! У вас нет таких, вы, люди с равнины.
Но рыбаки смеялись и зубоскалили над ним.
Колокол, именуемый borgstorm, зазвучал на другой день, созывая судей, старшин и судебных писарей к Фирсхаре, на заседание суда, под «липу правосудия». Кругом стоял народ. На допросе рыбник не хотел сознаться ни в чем даже тогда, когда ему показали три пальца, недостающие у него на правой руке и отрубленные солдатом. Он твердил только:
— Я беден и стар… сжальтесь!
Но народ ревел и кричал:
— Ты старый волк, детоубийца! Не щадите его, господа судьи!
Женщины кричали:
— Что уставился на нас своими ледяными глазами? Ты человек, а не дьявол: мы тебя не боимся. Жестокая ты тварь, трусливее кошки, которая грызет птенцов в гнезде; ты убивал бедных девочек, которые хотели только честно прожить свою жизнь!
— На медленном огне, раскаленными клещами — вот его расплата! — кричала Тория.
И, невзирая на стражу, матери подбивали своих малышей бросать камнями в рыбника. И те охотно делали это, свистели, когда он смотрел на них, и непрестанно кричали:
— Bloed-zuyger, кровопийца! Sla dood, убей его!
И Тория неустанно повторяла:
— На медленный огонь! Раскаленными клещами — вот его расплата.
И народ роптал.
— Посмотрите, — говорили женщины, — как под ясными лучами солнца его знобит, как он старается подставить теплу свои седые волосы и лицо, исцарапанное Торией.
— Он дрожит от боли.
— Это суд божий!
— Какой у него жалкий вид!
— Посмотрите на руки злодея. Они связаны впереди, и из ран от капкана течет кровь.