Легенда об Уленшпигеле (илл. Е. Кибрика)
Шрифт:
— Уберите огонь! Голова горит!
От запаха уксуса Ламме почувствовал голод.
Уленшпигель стоял и смотрел на Неле с нежной улыбкой, пробившейся сквозь его великую печаль.
И Неле, не говоря ни слова, бросилась к нему на шею. Она как будто тоже сошла с ума, она смеялась, плакала и, раскрасневшись от радости и великого блаженства, только повторяла:
— Тиль! Тиль!..
Уленшпигель, счастливый, смотрел на нее.
Потом она разняла руки, откинулась назад, бросила на него радостный взгляд, снова бросилась к нему и обвила руками его шею. И так — много раз подряд. И он, сияя радостью, держал ее в объятиях и не мог оторваться от нее, пока она, истомленная и как бы обезумевшая, не опустилась на скамью. И, не стыдясь, твердила она:
— Тиль! Тиль! Мой возлюбленный! Наконец-то ты вернулся.
Ламме стоял у дверей. Успокоившись, Неле указала на него и спросила:
— Где я видела этого толстяка?
— Это мой друг, — ответил Уленшпигель, — сопровождает меня и разыскивает свою жену.
— Я знаю тебя, — обратилась Неле к Ламме: — ты жил на Цаплиной улице. Ты ищешь свою жену, а я видела ее в Брюгге, где она живет благочестиво и набожно. Когда я спросила, почему она так жестоко покинула своего мужа она ответила: «Такова была святая воля господня и святой обет покаяния, но я уже никогда не вернусь к нему».
При этом сообщении Ламме опечалился. Он смотрел на бобы и уксус. А жаворонки с пением поднялись ввысь, и природа отдалась ласкам солнца. И Катлина, тыкая ложкой вокруг горшка, подбирала белые бобы, зеленые горошины и подливу.
Около этого времени, среди бела дня, пятнадцатилетняя девочка шла через дюны из Гейста в Кнокке. Никто не боялся за нее, так как все знали, что оборотни и души осужденных на муку адскую нападают только по ночам. Она несла в кошельке сорок восемь серебряных су, всего на четыре золотых флорина, которые ее мать, Тория Питерсон, проживавшая в Гейсте, задолжала за одну покупку ее дяде, Яну Рапену, проживающему в Кнокке. Девочка, по имени Беткин, надела свое лучшее платье и весело пошла в путь.
Когда она не вернулась к вечеру, мать было встревожилась, но, решив, что девочка осталась переночевать у дяди, успокоилась.
На другой день рыбаки, возвратившиеся с уловом с моря, вытащили на берег и перегрузили здесь свою рыбу на повозки, чтобы продать ее гуртом с торгов на рынке в Гейсте. Подымаясь по дороге, покрытой ракушками, они нашли на дюне раздетый — даже без рубашки — и ограбленный труп девочки, лежащей в крови. Подойдя ближе, они увидели на ее прокушенной шее следы длинных острых зубов. Она лежала на спине; глаза ее были широко раскрыты и устремлены в небо, изо рта, тоже раскрытого, как будто вырывался предсмертный крик.
Покрыв тело девочки плащом, они понесли его в Гейст в общинный дом. Здесь собрались старшины и подлекарь, который объявил, что это не просто волчьи зубы, а зубы weer-wolf’а, злого оборотня, принявшего вид волка, и что надо молить господа, чтобы он избавил землю Фландрскую от этой напасти.
Во всем графстве, особенно в Дамме, Гейсте и Кнокке, были установлены особые церковные службы и молитвы.
И народ со стенаниями наполнял церкви.
И тело девушки было выставлено в гейстской церкви, и мужчины и женщины рыдали при виде этой бедной окровавленной и истерзанной шейки. И мать кричала в церкви:
— Я пойду на этого оборотня и загрызу его своими зубами.
И женщины плакали и подбивали ее сделать это; но некоторые говорили:
— Ты не вернешься домой.
И она отправилась с мужем и двумя своими братьями. Все были хорошо вооружены и разыскивали волка на берегу, на дюнах и в долине. Но они не нашли его. И мужу пришлось отвести ее домой, так как в холодные ночи она простудилась; они ухаживали за ней и чинили сети для ближайшей ловли.
Комендант города Дамме, рассудив, что оборотень в образе волка — это зверь, живущий кровью, но не грабящий мертвецов, заявил, что он, очевидно, привлекает своими следами бродяг, которые рыщут по дюнам, чтобы воспользоваться гнусной добычей. Поэтому он созвал колоколом все население и повелел всем и каждому запастись оружием и палками, преследовать всех нищих и бродяг, забирать их и обыскивать, нет ли в их карманах золотых дукатов или чего-нибудь из платья убитых. А затем здоровых нищих и бродяг надлежит отправлять на королевские галеры, старых же и больных отпускать на волю.
Но из поисков ничего не вышло.
Уленшпигель отправился к коменданту и заявил ему:
— Я убью оборотня.
— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил тот.
— Пепел Клааса стучит в мое сердце, — ответил Уленшпигель. — Дайте мне разрешение работать в общинной кузнице.
— Изволь, — сказал комендант.
Уленшпигель, не говоря никому в Дамме ни слова о своем намерении, отправился в кузницу и тайно выковал там отличный большой капкан для ловли диких зверей.
Следующий день, суббота, был излюбленным днем оборотня, и Уленшпигель вышел из Дамме. У него было с собой письмо коменданта к священнику в Гейсте, а под плащом он нес капкан; кроме того, он захватил с собой хороший самострел и острый нож. В Дамме он сказал:
— Пойду настреляю чаек и из пуха их сделаю подушку для госпожи комендантши.
По пути в Гейст он вышел к берегу, где море грохотало, как гром, ударяясь волнами о землю, и ветер, несясь из Англии, завывал в снастях прибитых к берегу судов. И один рыбак сказал ему:
— Погибель наша — этот скверный ветер. Еще ночью море было совершенно спокойно, но с рассвета вдруг разбушевалось. Нельзя выехать на ловлю.
Уленшпигель был доволен, так как теперь был уверен, что ночью есть кому прийти к нему на помощь, если понадобится.
В Гейсте он направился к священнику и передал ему письмо. Священник сказал ему:
— Ты молодец; но знай, что, кто бы ни ходил в субботу ночью в дюны, его находят на песке мертвым. Рабочие, починяющие плотины, и прочие ходят по нескольку человек. Уже темнеет. Слышишь, как воет weer-wolf в своем углу? Неужто он, как и накануне, всю эту ночь будет выть так ужасно на кладбище? Да благословит тебя господь, сын мой, но лучше не ходи.
И священник перекрестился.
— Пепел стучит в мое сердце, — ответил Уленшпигель.
— Ну, если ты так исполнен мужества, я помогу тебе.
— Отец, — сказал Уленшпигель, — вы бы сотворили благое дело и для меня и для бедной округи, доведенной до отчаяния, если бы вы отправились к Тории, матери убитой девушки, и к ее обоим братьям и сообщили им, что волк поблизости и что я решил подстеречь и убить его.
Священник ответил:
— Если ты еще не знаешь, на какой дороге тебе его ждать, то стань на той, которая ведет к кладбищу. Она проходит меж двух живых изгородей. Два человека не могут на ней разойтись.