Легенды авиаторов. Исторические рассказы
Шрифт:
Панкратьев написал подробную записку в Коллегию Авиации и Воздухоплавания.
Там к проекту отнеслись благосклонно и передали в Совнарком.
22 марта 1918 года явился декрет, утверждающий организацию Северной Группы
Воздушных Кораблей в составе трех боевых единиц.
Панкратьев, окрыленный — в прямом и в переносном смысле, — бросился искать людей.
Бывший лейтенант, а ныне товарищ Никольской обрадовался возможности вернуться к
«Муромцам»: в свое время он поддерживал идею войны до победного конца и был
отправлен большевиками в отставку. Маялся без средств и без занятия.
— Возьмите на себя материальную часть, Михаил Николаевич, — попросил его
Панкратьев.
— Взять-то я возьму, — засмеялся Никольской, — да кто же мне даст?
— Обратитесь на Русско-Балтийский завод. Я вам бумагу напишу. У меня печать есть.
На заводе Никольской обнаружил семь недостроенных кораблей и, потрясая бумагой,
потребовал закончить работу.
— Заказ от Совнаркома! — заключил Никольской. — Матерьял для строительства будет.
Совнарком обещал, значит, вс будет.
6 октября 1918 года, Липецк
Новая Эскадра прибыла в Липецк. Отсюда предстояло действовать против
белогвардейской группы Мамонтова.
Погода портилась, но два «Муромца» поднялись в воздух.
И тут корабль Алехновича — одного из самых старых и опытных военлетов — на высоте
ста метров начал снижение. Облачность была низкой, и «Муромец» держался в воздухе
почти полчаса, не решаясь сесть.
Внезапно Алехнович отдал штурвал вниз. Моторы работали на полном газу, и при таких
условиях Алехнович начал сажать корабль.
Ударившись о снег лыжами-шасси, «Муромец» подскочил вверх, свалился на правое
крыло, перевернулся на левое и превратился в груду обломков.
Вытащили раненых военлета Романова и моториста Иванова. Алехнович был мертв —
обломками винта ему пробило грудь.
Положение складывалось тяжелое — некому летать, некому руководить.
Затем прибыли новые военлеты и с ними новое начальство — красный военлет товарищ
Ремезюк.
Товарищ Ремезюк обладал неиссякаемым запасом энергии и чрезвычайно малым опытом
общения с самолетами.
— Говорите ваши беды, а мы их разрешим! — обычно начинал он свой разговор.
Никольской, по-прежнему работавший с мотористами, сказал ему прямо:
— Главная беда, товарищ Ремезюк, — это горючее.
— Так, что с ним? — насторожился красный военлет.
— Дрянь горючее. Вместо бензина — суррогат: спирт, эфир и чуть моторного масла. При
горении коптит, как в аду, засоряет свечи.
— Решим, — обещал Ремезюк, но ничего не решил.
Нужно было торопиться и начинать учебные аэродромные полеты для выпуска новых
командиров воздушных кораблей.
Февраль 1919 года, Липецк
Партийное собрание было бурным.
Обсуждали возможную вредительскую деятельность бывшего подполковника
Панкратьева.
— Имеется указание, что вы намереваетесь перелететь к белым, — заявил товарищ
Ремезюк. — Более того, склоняете к этому и других военлетов.
Панкратьев молчал.
За него вступился весь личный состав группы: большинство шумно возмущалось, но
выступил председатель парторганизации:
— Мы товарищу Панкратьеву верим, как себе, и берем его на поруки.
Товарищ Ремезюк долго смотрел в глаза своим товарищам по партии и наконец медленно
кивнул.
Через несколько дней Ремезюк вместе с Панкратьевым совершил разведывательный
полет. В знак доверия.
Сам товарищ Ремезюк пытался научиться водить «Муромец», но получалось у него «это
дело» плохо, поэтому он ограничился руководящей ролью.
— Расположение белогвардейских частей мы уточнили, — сказал на общем собрании
товарищ Ремезюк. — Но угроза захвата белыми Липецка остается. Эвакуируемся в
Сарапул...
Весна 1922 года, Серпухов, Высшая Школа Воздушной Стрельбы и Бомбометания
Позади осталась гражданская война.
«Муромцы» не столько воевали, сколько производили разведку или чинились. Трудно
приходилось большим военным кораблям в условиях революционной разрухи.
Ушел из Эскадры Панкратьев — сделался начальником оперативного отдела Штаба
Авиации РККА, одним из авторов организации гражданского Воздушного Флота.
(Через год он погибнет при испытании одномоторного самолета «Юнкерс»...)
А Михаил Никольской был назначен главруком по бомбометанию в Серпуховской
авиашколе.
Последний из уцелевших «Муромцев» стал учебным самолетом.
— Кто это летает? — спросил Никольской своего товарища, артиллериста Маркова.
Изумительно красиво, свободно, смело чертил небо большой воздушный корабль.
Глубокие виражи с такими кренами, каких и не мыслили командиры старой Эскадры...
Огромный «Муромец» слушался неизвестного летчика так, словно был легким маленьким
самолетом.
— Борис Кудрин, — ответил Марков. — Далеко пойдет. Новый летчик-испытатель.
Июнь 1922 года, Серпухов
— Учебное задание ясно?
Кудрин кивнул.
— Так точно! Выбросить боевую бомбу весом в 160 килограммов в районе полигона.