Легион обреченных
Шрифт:
А чекисты «гостей» из Луккенвальде встречали не впервой, и Фюрст, конечно, имел к ним прямое отношение. Вот почему Касьянов счел целесообразным выехать в Туркмению, чтобы быть поближе к Лукману, через которого в случае острой надобности можно было выйти на Таганова.
В Ашхабаде и Ташаузе подняли по тревоге армейские подразделения. Местные жители и чабаны на дальних колодцах, вооружившись охотничьими ружьями да дедовскими нарезными хырли, вышли на поиски. На машинах, конными отрядами уходили люди в Каракумы...
Самолет,
Отыскав это место на карте, Каракурт взглянул на дверь кабины летчиков, над ней мигала красная лампочка. Пора! Еще в Луккенвальде было решено прыгать на парашютах. После истории с «Джесмином» Фюрст ускорил заброску группы, изменил и место высадки — северо-западнее Ясхана.
Группе Каракурта поручили взорвать строящийся в Красноводске нефтеперегонный завод и организовать диверсию на железнодорожном мосту через Амударью, а также проверить легенду Ашира Эембердыева. Если все окажется правильным, связаться шифровкой с Фюрстом и, получив его добро, вступить в контакт с антисоветским подпольем, о котором говорил Ашир.
Несколько куполов зависло над предрассветной пустыней. Седьмым был струсивший радист, которого второй пилот, рыжеволосый детина с засученными рукавами, вытолкнул силой. Последним прыгнул Каракурт.
Через час все были в сборе, закопали парашюты, плотно позавтракав, по азимуту двинулись в сторону Красноводска. Восемь человек, одетых под геологов, пробирались по сыпучим пескам. Помощником у Каракурта был Михаил Грязнов, бывший белогвардейский полковник, резидент немецкой разведки в Иране под кличкой Черный ангел. У него остались свои счеты с Советской властью, с тем самым «байским колхозом» в Каракумах, где недолго «работал» бухгалтером при конгурском феодале Атда-бае. Это он, Грязнов, в кругу старых эмигрантов бахвалился: «Мы — садисты в восемнадцатом году, бандиты в двадцатом, басмачи в тридцатом, а фашисты — в войну!» Но будь воля самого Черного ангела, не полетел бы он в Туркмению, в самую пасть красного дьявола. Кто оттуда возвращался? Раз-два и обчелся... Попробуй Фюрста ослушаться! Тот под свой свист родного отца укокошит. «Слетай разок, — сказал ему Фюрст, — тряхни стариной. За Каракуртом заодно приглядишь, финтить будет — прикончишь!»
За Грязновым шел коренастый Шкурко, сын кулака со Львовщины, по кличке Курок. Как и Черный ангел, недоверчиво вглядывался в лица своих товарищей. Обоих словно подменили — воспряли духом, повеселели. Чуть приотстав, стали о чем-то шушукаться.
Солнце застыло в зените. День выдался по-летнему жарким, с востока пыльной поземкой подул «афганец» — предвестник суровой зимы. Отряд медленно двигался по местности, всхолмленной песчаными перекатами и выветрившимися от нещадного солнца каменистыми глыбами.
Каракурт налегке вышагивал впереди, за ним едва поспевал Грязнов, а Курок, подгоняя отстающих, теперь замыкал
Каракурт разрешил сделать привал, а сам двинулся дальше, чтобы разведать окрестности. Грязнов не усидел и, бормоча себе под нос, пошел следом. Они повернули назад минут через сорок, отыскав поблизости укромное местечко, где можно переночевать, соорудить надежную базу, спрятать рацию, взрывчатку, чистые бланки фальшивых документов.
Еще издали Каракурт и его помощник насторожились. Видно, в их отсутствие произошло что-то такое, что не предвещало ничего доброго. Грязнов остановился поодаль, заложив руки за спину; за ним, не вынимая рук из карманов легкой куртки, ощущая приятный холодок парабеллумов, застыл Каракурт. Косясь по сторонам, Курок бочком приблизился к старшему группы, успел шепнуть лишь одно слово: «Измена!..»
Раздался выстрел, второй — стрелял долговязый второй радист по кличке Джейхун, ташаузский туркмен, в прошлом учитель. Грязнов, как-то удивленно взглянув на стрелявшего, молча упал навзничь, а Курок схватился за бедро, поднес руку к глазам — кровь и плаксиво посмотрел на Каракурта, словно ища его защиты. Остальные, выхватив пистолеты, ждали, но открыть огонь не решались.
Каракурт выстрелил, не вынимая рук из карманов. Радист, вскрикнув, схватился за грудь и повалился лицом вниз. Кто-то бросился к нему, другие открыли пальбу по Каракурту и Курку. Отстреливаясь, те бросились к синеющим вдали грядам Больших Балхан...
Курок, тяжело прихрамывая, еле успевал за жилистым Каракуртом, передвигавшимся легко и пружинисто.
— Они, гады, собирались нас связать, — говорил он на ходу. — Тебя и меня... — О Грязнове, повалившемся замертво, оба даже не вспомнили. — Решили явиться к чекистам с повинной. А нас, как заложников, понял?
Через несколько километров Курок заохал, застонал и повалился на землю.
— Вставай, чего раскис как баба! — Каракурт затравленно озирался по сторонам. Погони вроде не было. Хотелось пить и есть. У Курка на поясе единственная фляга. Надолго ли ее хватит? Да и какой теперь прок от него? Только по рукам и ногам свяжет... Вода! Здесь — Каракумы, а не Германия, где на каждом шагу пруд, озеро... Только бы добраться до ближайшего колодца Акгуйы.
Каракурт рывком вытащил из ножен кинжал и кошачьей походкой приблизился к Курку, лежавшему вниз лицом...
К вечеру оперативная группа чекистов нашла в пустыне убитых Грязнова и Джейхуна, а также труп коренастого на вид человека в одежде геолога, рядом с которым валялся широкий солдатский пояс без фляги. Следы Каракурта давно заметал ветер. Поисковым отрядам было приказано возвращаться.
Горы, будто колеблющиеся в голубом мареве, не приближались, а отодвигались вдаль. Там, у каменных громад, спасительная прохлада, хрустальные родники, там жизнь... Акгуйы находился уже где-то в стороне. От далекого колодца ветер донес остервенелый лай туркменских волкодавов.