Легион обреченных
Шрифт:
Каракурт отвернулся, зашарил вокруг глазами и даже привстал от удивления — так поразило его то, что он увидел в окне. Оно выходило во двор, где под навесом сидела на кошмах почти вся его группа. Теперь эти оставшиеся в живых прохлаждаются в тени, дыни жрут, подонки!.. Каракурт отвел горящие ненавистью глаза от окна и встретил пристальный взгляд Назарова. Тот словно прочел мысли Каракурта.
— Нет, Курреев, не они предали вас. Это вы предали свой народ. Но сейчас я вас вызвал не для дискуссии. Вам бессмысленно отпираться. С вами был еще один радист. Группа пришла к нам по доброй воле, и радист вызвался помочь выйти на связь с Луккенвальде.
— Слепой котенок, — усмехнулся Каракурт. — Он ни шиша не знает, кроме частот и шифра. У меня личный код, известный только начальству
— Зато мы кое-что знаем из того, что вам известно и неизвестно. Во всяком случае, для начала сумеем передать необходимую информацию. Например, оберштурмбаннфюрер Фюрст, который почему-то приписывает себе вербовку Каракурта, и капитан Брандт могут узнать о предательстве столь ценного агента.
Курреев побледнел, затравленно стал озираться по сторонам. Чары Назаров медленно прошелся по кабинету, поглядел в окно, продолжил неторопливо:
— С Луккенвальде на связь мы уже вышли. Фюрст пока лишь знает, что группа прибыла благополучно, Грязнов тяжело заболел, а вот вас и Курка разыскать не могут... дескать, заблудились в Каракумах. Оберштурмбаннфюрер надеется, что вы скоро отыщетесь. Так что ваше сотрудничество с нами — самая верная гарантия того, что это учтут на суде. Иного выхода у вас нет.
Каракурт сник, низко опустил голову. Со двора донесся смех. Он скова вытянул шею, посмотрел в окно. Потом сглотнул слюну и неожиданно для себя сказал:
— Я целую вечность не ел наших дынь. Чую, как они пахнут. Можно с ума сойти.
— Ну что ж, хорошо, что вы поняли меня. С вами будет мой помощник. — Чары Назаров подошел к двери и, приотворив ее, позвал лейтенанта Багиева.
В генеральском кабинете с тяжелыми бархатными портьерами замигала красная лампочка, вделанная в белый аппарат телефона ВЧ. Генерал Мелькумов неторопливо поднял трубку.
— Товарищ генерал, — докладывал в Москву подполковник Касьянов, — операция завершена. Гостей всех встретили, никого вниманием не обошли. — Иван Васильевич старался говорить иносказательно. — Главный геолог согласился и вышел на связь с дальней базой. Там обещали прислать на подмогу еще одну группу геологов, в которой, возможно, окажется наш с вами подопечный. Это может нарушить планы его исследований. Хочется, чтобы он непременно остался там, продолжил разработку заданной темы.
— Действовали вы правильно, — пробасил в трубку генерал. — Благодарю за службу всех товарищей, участвовавших во встрече гостей. Наиболее отличившихся представьте к награде. А главный геолог пускай вызывает себе на помощь оттуда побольше групп. Подопечному надо помочь, можно действовать через Лукмана. В крайнем случае обратитесь к Альбатросу. Главного геолога берегите пуще глаза. Он — наша опора в работе... с дальней базой. Желаю успеха!
В тот же день Касьянов сообщил в Центр, что группа Каракурта имела задание взорвать нефтеперегонный завод в Красноводске и железнодорожный мост через Амударью. Подполковник спрашивал разрешение инсценировать взрыв на заводе, чтобы повысить акции Каракурта перед шефом.
Итак, «игра» началась.
Вскоре Каракурт передал Фюрсту: его людям удалось установить, что человека, которого звали бы Ашир Эембердыев, в жизни не было, но его биография, как две капли воды, сходится с биографией Ашира Таганова. Так Каракурт подтвердил легенду Стрелы. Чекисты разгадали хитроумный ход Фюрста, который, поручив Каракурту проверить легенду Таганова, умышленно дал ему фамилию Эембердыев. Этим он хотел убить сразу двух зайцев: проверить достоверность автобиографии Таганова и лишний раз убедиться в верности Каракурта.
Обрадованный Фюрст тут же дал добро Каракурту связаться с антисоветским подпольем, о котором говорил Ашир Таганов.
«Игра» продолжалась...
«Стрела — Центру... В деревне Аренсдорф возле Берлина Мадер комплектует специальную группу. Ее цель: совершить посадку на самолете в Каракумах, разбить лагерь, откуда Агаева и Сулейменова послать на разведку в Ашхабад, Асанкулова и Абдуллаева — в Киргизию и Казахстан для связи с «антисоветским подпольем», с помощью которого
Мадер мечтает создать в Средней Азии и Казахстане Туркестанскую империю, именуемую «великим Тураном» по примеру империи Тамерлана. Роль нового Тимура, которую Розенберг предназначает Вели Каюму, снится и Мадеру. Видимо, не без влияния адмирала Канариса, конфликтующего с Розенбергом. Шеф абвера, чтобы досадить рейхсминистру, доказать никчемность ТНК и его руководителей, подал Мадеру мысль создать «Туркестанскую мусульманскую армию», командование которой со временем возьмет на себя функции ТНК, изолирует Каюма и позволит, после успешного вооруженного восстания в Средней Азии, поставить вопрос перед германским правительством о предоставлении Туркестану независимости...»
В свободное время Таганов обычно гулял по малолюдным улицам Берлина. Случай под Винницей укрепил за ним репутацию преданного рейху человека. Фюрст не сомневался в достоверности доклада Геллера и Таганова. Вскоре он собственноручно, в знак особого доверия, вручил советскому разведчику погоны шар-фюрера и униформу эсэсовца. Таганову разрешили жить пока в доме сестры. Следом еще одна новость. Как-то вечером, когда Ашир собирался проведать в больнице Джемал, захворавшую после отъезда Черкеза в Иран, его неожиданно вызвал к себе Фюрст.
— Рад сообщить вам добрую весть, господин шарфюрер. — По привычке поглаживая свой большой живот, гестаповец забегал глазками по лицу Таганова. — Ваши друзья и единомышленники из Туркмении передают привет и горят желанием объявить бой большевизму...
Ашир успокоился, но раздумывал, что же произошло? Чем объяснить внимание Фюрста к его персоне? От кого получил такие вести из Туркмении?..
Погуляв с полчаса, Таганов зашел в пивной бар «У молодого сапожника», что на углу Шоинхауз и Данцигштрассе, уселся на свободное место, откуда просматривался вход. До войны бар считался рестораном и здесь бывало много народу. А теперь кому ходить? Все мужчины на фронте, да и сам Берлин, часто подвергаемый бомбардировкам авиацией союзников, походил на прифронтовой город. В бар в основном приходили старики и инвалиды войны, усаживались за грубо сколоченные столы и ждали, когда им принесут прозрачный овощной суп без хлеба и такое же светлое пиво. Вторые блюда и спиртное выдавали только по карточкам. За иными столами сидели небольшими семьями или компаниями. Каждый платил за себя, даже супруги. Когда кто-то рассчитывался за другого, то тут же заносил себе в блокнот соответствующую сумму.
Не бесцельно Ашир заглянул в бар, где обычно обедал Ахмедов. Ему хотелось встретиться с ним как бы случайно. Но Ахмедов запаздывал, и Ашир, не дождавшись, вышел на улицу и зашагал не спеша мимо аккуратных пирамидок щебня и гравия, досок, завезенных для ремонта зданий, разрушенных при бомбежке, мимо почти пустых витрин, где от былого изобилия товаров остались лишь никому не нужные кофеварки и английские булавки. Всюду решетки — на окнах домов, даже на дверях. И всюду чисто. Чистота какая-то стерильная... Вот бы им еще и такую чистоту душевную, подумал Ашир. Он знал об умопомрачительном педантизме дворников, выходящих на рассвете в одно и то же время, в особой форме, как солдаты. Они же и осведомители гестапо. «Попадете случаем в какой-нибудь переплет, — посоветовал Фюрст Таганову, — обращайтесь за помощью к любому дворнику. Это свои люди...»