Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
Шрифт:
К тому же оказалось, что дежурит по части сегодня не кто иной, как Шериф. Я, слава богу, был лишь слегка навеселе. Но два-три парня вернулись после славного загула практически в невменяемом состоянии и внезапно обнаружили, что стоят качаясь перед черной бородой Нильсена. Живого места на них не осталось.
И опять больше всех досталось Энгелу. Он у Шерифа на особом счету. У Энгела от выпитого помрачился рассудок, и он замахнулся на капрала Вайса. Когда Шериф узнал об этом, он в полном смысле слова измочалил беднягу. Я никогда ничего подобного не видел, зрелище было ужасное. Меня буквально мутило оттого, что человека чуть ли не убивают у меня на глазах, а все, включая меня, молча наблюдают за этим, слишком запуганные, чтобы вмешаться.
Маскара того не стоит. Это очень скучное место по вечерам. Вся жизнь замирает, на улицах никого, кроме сотен легионеров и такого же количества убогих баров. Только и остается, что дрейфовать из бара в бар и либо напиваться, либо умирать от скуки. Шансов встретить девушку, которая, по моим понятиям, была бы «хорошенькой француженкой», примерно один на двадцать миллионов. А вот провести время со сговорчивой проституткой вполне можно, так что не все потеряно.
Сегодня мне попалась в музыкальном автомате песня Джима Ривза, [19] и она напомнила мне о чем-то — даже не знаю, о чем именно, — наверное, о каких-то более счастливых днях. Я проигрывал ее снова и снова, пил пиво, и мне было очень грустно.
19
Джим Ривз(1923–1964) — американский певец, исполнитель популярных песен, в том числе в стиле кантри.
Получил сегодня письмо. На конверте было написано просто: «Алжир. Иностранный легион. Саймону Мюррею». В нем оказалось два письма: от Дженнифер и ее подруги Кристи. Они написали их в клубе «Лэндс-даун». Дженнифер укоряет меня за то, что я бросил ее, и пишет, что ей на меня наплевать и что я заслуживаю того, что со мной происходит. Ничего себе заявки! Кристи же одобряет мое решение оставить компанию беспутных подростков и вступить в мир взрослых мужчин. Умница!
Один из испанцев решил, что с него хватит, и застрелился сегодня ночью в карауле. Первое самоубийство на моей памяти! По-моему, не настолько уж все здесь плохо.
Днем в казармах произошел инцидент с винтовкой, оставивший неизгладимое впечатление у всех, присутствовавших при этом. Мы занимались чисткой оружия, и Дамс шутки ради вложил пулю для автомата калибра 9 мм в казенник своей 7,5-миллиметровой винтовки и прицелился в де Граафа. Винтовка случайно выстрелила, и де Грааф рухнул на пол.
Все застыли и секунд тридцать не могли сдвинуться с места. Первым пошевелился де Грааф. Оказалось, что он цел и невредим: пуля не вылетела, застряв в стволе. Нам пришлось потратить какое-то время, чтобы убедить де Граафа, что он жив. Его можно понять: если человек заряжает винтовку, наводит ее на тебя на расстоянии в десять футов и спускает курок, то при звуке выстрела ты поневоле будешь считать себя трупом.
Оправившись от шока, мы стали лихорадочно вытаскивать пулю из ствола до прихода Крепелли, который должен был появиться через несколько минут, чтобы произвести осмотр оружия. Дамс так нервничал, что едва мог держать винтовку в руках. Мы пытались вытолкнуть пулю шомполом, но безрезультатно. К сожалению, звук выстрела достиг ушей старшего капрала, и его шаги уже были слышны в коридоре. Он, разумеется, тут же обнаружил винтовку с застрявшей в стволе пулей и быстро добился признания от заикающегося Дамса.
И тут мы остолбенели, увидев, как Крепелли неожиданно ударил Дамса по уху прикладом винтовки, размахнувшись так же деловито и хладнокровно, как лесоруб топором. Дамс в полубессознательном состоянии упал на пол, а Крепелли принялся пинать его, изрыгая поток итальянских ругательств. Мы застыли, как горгульи с разверзнутой пастью, не осмеливаясь пошевелиться, дабы ярость капрала не обрушилась и на нас. Избиение кончилось так же внезапно, как и началось. Крепелли выскочил за дверь, крича, что убьет на месте всякого, кому вздумается еще раз наводить на других заряженное оружие в казарме. Теперь уж это точно никому не придет в голову. Наконец мы перевели дыхание и стали медленно приходить в себя. Умыв Дамса, мы с удивлением убедились, что, помимо кровоточащей ссадины, почти никакого вреда ему причинено не было. Тем не менее зарубка в памяти у нас осталась навсегда.
Спустя десять минут пришел Крепелли проверять состояние оружия. Никогда еще ему не приходилось видеть таких вылизанных винтовок.
Солнце с каждым днем шпарит все сильнее. После обеда у нас теперь сиеста. Слишком жарко. Спать на такой жаре невозможно, поэтому мы просто неподвижно лежим или сидим, а вокруг нас жужжат мухи.
Сегодня мы опять тренировались в холмах, и солнце терзало нас. В полдень оно невыносимо. Все склоняется перед ним и замирает, даже высокая сухая трава никнет под его раскаленным оком. И вздохнуть-то тяжело, мы лежим и медленно таем, только мозг продолжает работать. Сегодня, распластавшись под деревом, я видел мула, впряженного в тележку. Он тащил ее очень медленно в знойном мареве примерно в миле от меня, но я слышал стук копыт и скрип деревянных колес, потому что все остальное было абсолютно лишено звука. Лишь птицы, спрятавшиеся в ожидании вечерней прохлады, нарушали время от времени тишину своими трелями. Пока я лежал под деревом, я мысленно перебрал, наверное, все двадцать лет моей жизни и вспомнил всех людей, с которыми мне довелось встречаться. Вечером, когда стало прохладнее, мы отправились в лагерь. Проходя через Маскару, мы затянули песню. Пели мы хорошо.
Весь день мы возились с легким пулеметом. При стрельбе из него главное — не слишком отличиться (хотя за плохую стрельбу тоже наказывают). Если ты покажешь хорошие результаты, тебя зачислят в тирёры(стрелки). Это, конечно, очень почетно и престижно, но пулемет, хоть и называется легким, на самом деле весит немало, и на марше тебе придется тащить его на себе. Так что лучше в эту ловушку не попадаться.
Кроме того, сегодня мы впервые плавали в бассейне. Отто Шмидт боится воды и не умеет плавать, тем не менее его заставили прыгать с высокой вышки. Результаты были плачевные. Он повис, вцепившись в трамплин, а Вормсер с Мальцем и всей их компанией били ногами по его пальцам, чтобы он отпустил доску. Но страх был сильнее боли, и Шмидт продолжал висеть, раскачиваясь. В конце концов им удалось разжать его пальцы, и он полетел вниз в сторону бетонного бортика бассейна. Он ударился о его край и сломал три ребра. Бедный Отто. Но я не очень глубоко скорблю по этому поводу. Он порядочная скотина. Они с Мальцем были зачинщиками избиения де Граафа в День Камерона.
Сегодня вечером я был в увольнении в Маскаре и зашел в бордель, носящий название бротель милитер контроле,или, сокращенно, БМК(бордель, контролируемый военными). Заведение не слишком вдохновляющее, и после того, как я познакомился с некоторыми здешними потаскушками, мой пыл быстро угас. Французы, надо признать, подошли к этому делу очень рационально. За каждым полком легиона закреплен определенный бордель, который следует за ним, когда полк отправляют на задание вглубь страны. При создании этой системы совершенно справедливо рассудили, что легионеры так или иначе будут посещать бордели, так пусть уж лучше посещают те, в которых женщины проходят медицинский осмотр и потому опасность подцепить заразу гораздо меньше.
Каждая женщина имеет свой номер, каждое посещение клиента и его имя регистрируются, так что если кто-то подхватит триппер, то установить источник будет нетрудно. Если легионер заразится в борделе, не относящемся к легиону, он получит в наказание восемь суток ареста, а если это произойдет в БМК,что легко проверить, то обойдется ему всего лишь серией инъекций. Однако многие находят, что в других борделях более высокий уровень обслуживания, и предпочитают отправиться в один из арабских кварталов. После этого, чтобы замести следы, они сразу же отправляются в военный бордель. Если окажется, что они что-либо подхватили, они сваливают вину на БМК,но девица, с которой они переспали, к этому моменту успевает заразить полдюжины других легионеров, а если это день получки, то и половину полка. Так что такая система тоже не дает стопроцентной гарантии.