Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
Шрифт:
Шериф сегодня вечером добрался наконец и до меня, придравшись к тому, что мои ботинки якобы недостаточно начищены. Он очень ловко и далеко выкидывает вещи из окна, скотина.
Дни загружены под завязку. К вечеру все выматываются, отработав дополнительные наряды, которые выдаются нам в наказание за малейшее несоответствие требованиям. Аппельпосле этого становится еще одной лишней нагрузкой. Но мы все в форме и ведем активную, подвижную жизнь на свежем воздухе. На то, чтобы сидеть и предаваться горестным размышлениям, времени не остается. И мы многому уже научились — не сравнить с тем, что мы собой представляли всего две недели назад. В строю мы держимся бодро и энергично, маршируем ритмично и слаженно, а в песни вкладываем душу. Все это проделывается с гордостью и необыкновенным подъемом.
Сегодня преодолевали паркур де комбатан(полосу препятствий). Это тяжелое испытание. Мы взбирались по веревочным лестницам, перемахивали через стены, лазили по канатам, прыгали в глубокие траншеи и выбирались из них. Побегаешь так взад и вперед, вверх и вниз в разгар дня при удушающей жаре, и больше тебе уже ничего в жизни не нужно. Чтобы вконец измучиться, вывернуться наизнанку, сорвать дыхание и растратить все свои силы, ничего лучше паркур де комбатанне придумаешь.
Приближается День Камерона. В календаре Иностранного легиона это самый знаменательный день, когда отмечаются годовщины героической битвы, в которой войска легиона участвовали 30 апреля 1863 года в Мексике.
В этом сражении шестьдесят легионеров бились насмерть, сдерживая натиск двухтысячного мексиканского отряда, наполовину состоявшего из кавалеристов. (См. подробнее в Приложении II .) В этот день в легионе все вверх дном. Всю грязную корвевыполняют офицеры и сержанты, они даже прислуживают за столом. Будут разыграны разнообразные интермедии, по городу пройдет процессия на платформах, и в придачу состоится коррида. Одним словом, будет самый настоящий карнавал и ведутся лихорадочные приготовления к нему.
Праздник удался на славу: было много еды — при этом очень хорошей — и полно выпивки. На городском стадионе состоялось грандиозное представление: бой быков, велогонки и заклинание змей; была также разыграна битва Камерона — не хуже, чем на съемочной площадке Голливуда.
Вечерним номером программы была массовая попойка, порой с плачевными результатами. Немцы всегда заводятся, если кто-либо, по их мнению, ведет себя неподобающе и нарушает некий воображаемый кодекс, так что, когда де Грааф заблевал всю казарму (что и с самими немцами до этого случалось), они устроили ему экзекуцию: избили, облили водой, «помыли» жесткими швабрами и подвергли издевательствам. Мне было жаль де Граафа, но я практически ничего не сделал, чтобы помочь ему. Так кто же я такой после этого?
Благодатное воскресенье, день протрезвления. Если у кого-то этот процесс происходит недостаточно быстро, сержанты приводят его в чувство парочкой тумаков. Я сегодня ночью дежурю в пике(патруле). Как раз то, что требуется. Через каждые три часа я должен пробуждаться ото сна и в течение часа обходить улицы города. После того как смиришься с тем, что тебя подняли среди ночи, очень приятно бродить по пустынному городу, размышляя о чем-нибудь своем. Плохо только, что после этого наступает понедельник.
Становится невыносимо жарко, алжирское солнце демонстрирует, на что оно способно. Слово «вода» приобрело новое, неведомое нам доселе значение. Изменений в нашей жизни не произошло, но солнце выпарило из нас значительную долю энтузиазма. Каждое утро, едва забрезжит свет, мы уже на паркур де комбатан,после чего следуют занятия по рукопашному бою, строевая подготовка, стрельба и, разумеется, наказание — часа два дополнительной строевой муштры или тройной набор тех же паркур.
Сейчас два часа ночи, а мы только что вернулись в лагерь. Бродили по холмам, осваивая искусство ночного ориентирования по компасу и звездам.
Я люблю ночные марши: после изматывающих дневных пробежек они действуют успокоительно. Мне нравится мягкий шелест сухой травы под ногами, нравится громкий топот каблуков по твердому грунту. Небо с миллионами звезд — естественный планетарий, а непрестанное пульсирующее стрекотание сверчков навевает мысли об Англии, воспоминания о хороших временах в прошлом и надежды на будущее. Перед глазами мелькают знакомые лица, которых я не видел уже вечность; они улыбаются и уплывают; воображаемые голоса приветствуют мое неизбежное возвращение домой. Я мысленно уношусь за тысячу миль отсюда, мои ноги сами знают, куда идти, — и вдруг, очнувшись, я вижу, что мы идем по улицам Маскары. Две сотни голосов запевают одну из тягучих, сопровождающих нас повсюду маршевых песен. Уже далеко за полночь. В окнах отдергиваются занавески и появляются заспанные лица. Часто это дети, которые держатся за отцовскую руку и с трепетом смотрят на солдат, марширующих в ночи. Кто знает, какие романтические видения пробуждает в детских умах проходящий мимо них легион? Даже по нашим рядам пробегает мощная эмоциональная волна. Одним словом, маршировать со своим легионом ночью — это здорово, но впереди нас ждет очередной тяжелый день.
В одной из рот, дислоцированных в Маскаре, также служит англичанин. Два дня назад он дезертировал, а сегодня его задержали. Дезертирство, с точки зрения большинства легионеров, — вещь вполне понятная, но вот быть пойманным — значит покрыть себя несмываемым позором, и неудачливый дезертир не вызывает почти ни у кого сочувствия, хотя его ожидает жестокое наказание. Этот англичанин — водитель такси из Йоркшира. Его обрили наголо и посадили на гауптвахту, где ему приходится несладко, судя по доносящимся оттуда звукам. Сегодня на «губе» дежурит сержант Пельцер из Румынии. О нем ходят слухи, один диковиннее другого. Рассказывают, что однажды были найдены тела двух дезертиров, которых арабы зарезали и сбросили в старую траншею. Пельцер приказал перенести тела в часть и положить в центре строевого плаца. Затем, собрав на плацу всех рекрутов, чтобы они видели, чем кончают дезертиры, он стал пинать вздувшиеся тела и поносить их на чем свет стоит. Боже, помоги бедному йоркширцу!
Сегодня утром мы совершили десятимильный марш-бросок с касками на голове, вещмешками и винтовками за спиной. Отныне такие броски предстоят нам каждую неделю, и каждый раз дистанция будет удлиняться на пять миль. Холмы высоки, а долины глубоки, солнце палит, а движемся мы на большой скорости, так что занятие это поистине изматывающее.
Получил письмо от своего закадычного друга Иэна Маккалема. Вот молодец. Это так здорово — получить весточку из дому, сесть и прочитать письмо, написанное знакомым почерком. Письма сокращают дистанции. Я уверен, что не выдержал бы без них. Да, наверное, и все остальные тоже. Человек, получивший письмо, преображается самым удивительным образом. Когда он видит конверт из дому, лицо его светлеет и он ищет уголок, где он мог бы уединиться с письмом и своими мыслями, — совсем как маленький мальчик с шоколадным пирожным. Сначала человек ревниво оберегает письмо от посторонних глаз, пока не проникнется тем, что в нем написано, а со временем уже делится этим с другими. Он зачитывает друзьям отрывки из письма и, поломавшись, все же показывает им фотографию жены с детьми или любимой девушки. Да, почта — великое дело!
Наконец-то сегодня вечером меня вместе с Вебером отпустили в увольнение в город. Вебер — маленький швейцарец, чрезвычайно серьезно воспринимающий самого себя. Мы долго ждали этого вечера, набили карманы деньгами и думали, погуляем на славу. Но все планы пошли прахом: увольнительные нам выдали только до девяти часов, а это означало, что мы должны будем присутствовать на аппель.Явиться же на аппельпьяным — все равно что подписать себе смертный приговор.