Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
Шрифт:
Это была настоящая трагедия, разыгравшаяся на пустом месте из-за этого ничтожного подонка Винтера. Мне хотелось выйти вперед и сказать: «Послушайте, эту проблему можно разрешить по-другому», но я и сам понимал, что по-другому ничего сделать нельзя. Гарбу повторно не подчинился приказу и в результате был изгнан не только из пелотона,но и из легиона и переведен в пехоту регулярных войск.
Весь пелотонпритих. Все мы пережили потрясение, и, я думаю, что-то в нас умерло. Нет, мы не сломлены, у большинства из нас достаточно внутренних сил, чтобы выдержать подобное обращение. Но мы не можем смириться с тем, что произошло сегодня. Этот случай не испугал нас, но ранил нашу психику, и шрам остался. Мы больше не видим смысла в том, что мы делаем. А бессмысленный труд не вызывает побуждения заниматься им и не дает никаких результатов. У нас нет ни желания, ни сил продолжать работу. Все погрузились в угрюмые размышления, и я думаю, потенциально мы представляем большую опасность. Наши мысли текут по одному и тому же руслу, нами владеют одни и те же чувства. Нас легко было бы спровоцировать на демонстративное неповиновение, но никто нас не провоцирует, так что все хмуро замкнулись в своем озлоблении. Бунтарский дух бурлит у самой поверхности, грозя вырваться на свободу, но к утру он испарится.
Пожалуй, Лоридон мне нравится. В нем меньше настырности, чем в Маскаро. Когда он собирает нас для того, чтобы поговорить с нами, то позволяет нам курить, а Маскаро такое и в голову не пришло бы. Говорит Лоридон так тихо, что иногда его плохо слышно даже на расстоянии одного-двух футов. Но под внешним спокойствием кроется что-то очень жесткое. Не вредное или подлое, а скорее беспощадное; чувствуется, что он способен почти на все. По крайней мере, я не удивился бы никаким чудачествам с его стороны. Он совершенно не похож ни на кого из известных мне людей.
Сегодня нас выбросили на парашютах в лесу около Мсилы. Удивительное ощущение, когда опускаешься прямо на деревья. Сначала лес выглядит сверху как толстый мягкий ковер, но, приблизившись к нему, понимаешь, что это кошмар. Управлять спуском, чтобы не впилиться в дерево, ты практически не в состоянии, потому что тебя все время раскачивает взад и вперед, как маятник, да еще сносит ветром в сторону. Единственное, что ты можешь, — защитить рукой свои гениталии и положиться на милость Господа.
Все прошло благополучно. Асебаль, правда, угодил-таки прямо на дерево и беспомощно повис на ветвях, как ощипанный гусь. После прыжка Лоридон разделил нас на группы и пообещал той, которая первой доберется в полном составе до лагеря, дать пасс де нюив бордель.
Никогда еще мы не проходили десять миль с такой скоростью. Наша группа (Манбар, Вилле и я) опередила других всего на несколько минут. Правда, самым первым был Штробендер, но его товарищи отстали. Итак, на следующей неделе идем в город. Авторитет Лоридона сразу возрос, но я уверен, что он устроил гонку не ради этого.
Мой волдырь опять оживился и разросся до размеров мячика для гольфа. Мы рыли траншеи в горах, и в какой-то момент боль стала настолько нестерпимой, что я попросил находящегося рядом Ноэля вскрыть волдырь охотничьим ножом. Тут разыгралась забавная сцена: в тот самый момент, когда Ноэль стоял у меня за спиной с ножом наготове, неожиданно появился Лоридон. Он, очевидно, решил, что Ноэль собирается меня заколоть, и завопил: «Arretez-ca! Arretez-ca!» [92]
92
«Стой! Прекратить!» (фр.).
Я объяснил Лоридону, в чем дело, и, увидев волдырь, он тут же посадил меня в джип и отвез в лагерь. Там повторилась старая история: я жевал берет, пока мне выдавливали гной. Когда операция закончилась, я был с головы до ног в поту, но чувствовал, будто у меня со спины сняли целую тонну груза. В образовавшийся на спине кратер влили пинту пенициллина и запихнули туда пучок корпии, пропитанный йодом; я воскрес и был готов снова приступить к работе.
Ничто так не сближает людей, как перенесенные вместе испытания. Так постепенно и практически неизбежно произошло за последние недели у нас с Виньягой и Сото. Мы подружились, и, я думаю, надолго. Разговаривая с ними во время наших длительных переходов, я убедился, что мы на многое смотрим одинаково и ценим в жизни и в людях примерно одно и то же. Думаю, это началось, когда нас сбросили на парашютах в лесу за Мсилой и мы должны были вернуться в Лендлесс к семи утра.
Мы пробирались в лагерь сквозь ночной лес поодиночке, а между нами и конечной целью находились пять рот с заданием перехватить нас. У них были джипы, грузовики и вертолеты. Лоридон предупредил нас, что, если кто-либо из нас окажется таким остолопом, что его поймают, он автоматически выбывает из пелотона.На рассвете я был в двух милях от лагеря, и мне оставалось пересечь всего одну дорогу, но на ней растянулась цепь перехватчиков численностью не меньше половины полка. На то, чтобы обойти их с фланга, ушло бы по крайней мере три часа, а я и так всю ночь топал вверх и вниз по холмам, переходя вброд ручьи, продираясь сквозь кусты и спотыкаясь о пни. Я был вконец измотан, и ничто не могло меня заставить делать большой крюк.
И тут в кустах рядом со мной раздался шорох и шепот. Оказалось, что там в небольшом углублении прячутся Виньяга и Сото. Они угостили меня кофе, за что я был очень им благодарен. Лица у обоих осунулись до невозможности; оба они были похожи на ходячие скелеты. Наверное, и у меня вид был не лучше. Мы просидели в этих кустах два часа, пока не появилась возможность прорваться, и за эти два часа мы переговорили обо всем на свете. Помню, когда взошло солнце, мы заметили в кустах паутину, сверкавшую на солнце, как жемчужное ожерелье. А в углу паутины сидел черный монстр с желтыми полосками вокруг брюшка и такими волосатыми лапами, что им позавидовала бы и горилла. Какая-то оса села на паутину, и паук тут же стрелой кинулся к ней и в считаные секунды так плотно обмотал ее своей нитью, что она даже глазом моргнуть была не в состоянии. Мы завороженно наблюдали за этим. Что касается меня, то я никогда раньше не видел паука на охоте. И почему-то именно эта сцена побудила нас заговорить о таких вещах, которых в легионе мы никогда не касались.
Тогда же мы постановили, что обязательно встретимся после дембеля, вспомним наше житье-бытье в легионе и посмеемся над всем тем, от чего нам пока не до смеха. Мы решили, что произойдет это в Бельгии в новогоднюю ночь с 1965 на 1966 год. У Сото срок службы истекал в 1964 году, мне предстояло ждать до февраля 1965-го, а Виньяге еще восемь месяцев. Встречу мы назначили в центре Брюсселя, рядом с Большим дворцом, у фонтана «Писающий мальчик». Но произойдет это еще не скоро, если произойдет вообще. До Лендлесса мы добрались за шесть минут до назначенного срока.
Сегодня вечером вернулись в лагерь после двух суток хождения по горам, и произошло нечто, для легиона крайне редкое. Одно из любимых развлечений Дельгадо — построить нас на плацу по возвращении с марша и в течение получаса заставлять нас поочередно принимать стойку «смирно» и «вольно». Вытягиваясь по стойке «смирно», мы должны громко хлопнуть левой рукой по бедру. Если мы делаем это слаженно, раздается звук, похожий на одиночный выстрел из винтовки. Когда же мы настолько устали, что нам на все наплевать, слаженность нарушается и хлопки больше напоминают пулеметную очередь. Дельгадо заставляет повторять нас это снова и снова до посинения.