Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе
Шрифт:
Постепенно нас подтянуло вплотную к скалам; волны швыряли нас на эту стену и, казалось, вот-вот расплющат. Но затем огромная волна подхватила нашу лодку и выбросила прямо на скалы. Шнайдер выскочил из лодки первым; к его запястью был привязан носовой фалинь, и, когда отступающая волна потянула лодку за собой в море, он попытался удержать ее, вцепившись другой рукой в выступ скалы. При этом он искромсал всю руку об острые коралловые ребра, но тут ему на помощь пришел выскочивший вслед за ним Бухольц. Я сидел на корме, у руля, и, стараясь перекричать вой ветра и рев волн, дал команду Шику прыгать следующим. У Шика была радиостанция, и хотелось бы, чтобы он поскорее выбрался на сухую землю. Мерсье сидел, словно окаменев, в середине
Оказавшись наконец вне пределов досягаемости волн, мы имели возможность отдышаться и оценить ситуацию. Не считая того, что половина весел была утеряна, да и сама лодка больше ни на что не годилась, все было не так уж плохо. Перед нами возвышалась шестидесятифутовая каменная стена, которая отсюда выглядела в темноте еще неприступнее, чем с моря. Тем не менее через полчаса мы были на самой вершине. Мы промокли насквозь, от ветра некуда было спрятаться, так что мы просто повалились на землю, укрылись спальными мешками и стали ждать утра.
Как только начало светать, мы прочесали остров в поисках плавника и вскоре уже смогли развести приличный костер. Когда тепло разогнало кровь по жилам и наши организмы опять стали функционировать нормально, мы исследовали остров более основательно. Он был около четырехсот ярдов длиной и около двухсот шириной. Кое-где на нем росла сухая трава и одиночные кусты, но больше тут не было ничего, кроме скал. Ни капли пресной воды мы не обнаружили. На самой вершине находился маленький маяк в бетонном корпусе, работавший, по всей вероятности, на газе. У меня возник вопрос, какого черта он не работал ночью, — его свет избавил бы нас от лишних треволнений. На стороне острова, противоположной той, куда нас выбросило, мы нашли небольшую пристань, и стало ясно, что остров время от времени посещают. Это немного приободрило нас, хотя и не помогло решить насущную проблему добывания пищи.
К полудню наши попытки поймать рыбу ничего не принесли, но нам удалось найти несколько крошечных крабов и моллюсков. В поджаренном виде это был просто деликатес. В полдень мы вышли по радио на связь с нашим центром и доложили, что у нас все в порядке. Мерсье очнулся от ступора, в котором пребывал ночью, к нему вернулась его обычная жизнерадостность.
Я весь день подкрадывался к чайкам с пистолетом, но это оказалось совершенно безнадежным делом, бессмысленным даже с точки зрения спортивного интереса. Подобраться к ним на достаточно близкое расстояние невозможно, а после выстрела приходится ждать полтора часа, пока птицы опять не сядут на скалы. В течение дня мы регулярно пили маленькими порциями морскую воду.
Сейчас вечер. Мы нашли сухую маленькую пещеру, в которой растет трава, так что сегодня нам ничто не должно помешать выспаться. Около пещеры мы разложили кое-что из одежды и разостлали брезентовую плащ-палатку в надежде, что утром на всем этом скопится роса. Нам повезло, что Шик положил в свой сакэту плащ-палатку — она служила прокладкой между его спиной и радиостанцией. Трещит костер, Шнайдер играет на губной гармонике, которую не забыл прихватить с собой, мы пируем, наварив крабов. Снаружи воет ветер, и есть признаки, что пойдет дождь. Дождь нам нужен. Теория насчет питья морской воды оказалась несостоятельной. Всем смертельно хочется пить, и даже чувствуется, как из-за нехватки воды уменьшаются силы.
На следующий день мы продолжали искать средства поддержания жизни. Росы не было. Миниатюрными крабами можно было накормить разве что котенка, да и то очень маленького. Рыбу не соблазняли голые рыболовные крючки, а чайки отказывались сидеть спокойно, пока я в них прицеливаюсь. Но главной проблемой было, конечно, отсутствие воды. Мы мучились от жажды, и по мере того, как солнце катилось к горизонту, нервы у нас все больше расшатывались. В шесть часов мы должны были выйти на радиосвязь, и Шик со Шнайдером считали, что мы должны попросить помощи. Мерсье, ко всеобщему удивлению, настаивал на том, чтобы попробовать продержаться еще один день, и я его поддержал, хотя и с трудом представлял себе, как нам это удастся без воды. Вид у всех был изнуренный и более безнадежный, чем накануне вечером. Концерта на губной гармонике не состоялось, мы слушали лишь завывание ветра и плеск волн, бившихся о скалы.
Утром, когда мы проснулись с первыми лучами солнца, было ясно, что это наш последний день на острове. Мы все были в жалком состоянии. И дело не в том, что мы почти ничего не ели с тех пор, как прибыли на остров. К вечеру второго дня голод стал мучить нас гораздо меньше. Проблема была в отсутствии воды, и не просто в жажде. Нам приходилось подолгу испытывать жажду и раньше. Это была потребность в воде, такая же насущная, как в кислороде. Если мы не достанем воды в ближайшее время, у нас не будет сил, чтобы двигаться. Все согласились, что во время сеанса радиосвязи в середине дня мы, махнув рукой на свои амбиции, признаем поражение.
Но тут произошло событие, изменившее ситуацию коренным образом. Бухольц неожиданно крикнул, что к нам приближается лодка. И правда, ярдах в двухстах от нас к острову пробивалось сквозь волны какое-то суденышко. Оказалось, что местное управление морского судоходства, заметив, что маяк погас, послало сюда людей, чтобы пополнить запас газа. В лодке были арабы, и, когда они увидели нас, на их лицах выразилась паника, сменившаяся удивлением, а затем иронией. Мы объяснили им, чем тут занимаемся, помогли поднять баллоны с газом к маяку и спросили, не найдется ли у них по глотку воды для нас. Арабы были необыкновенно щедры, хотя явно считали, что у нас не все дома. Они отдали нам всю воду, какая у них была, — две бутылки — и в придачу две буханки хлеба, банку сардин и вяленую рыбу. Можно было жить дальше.
Когда арабы уплыли, Мерсье, не участвовавший в переговорах с ними, повел себя до того странно, что я просто поразился. Он сказал, что получение помощи со стороны — это нарушение условий проведения экспедиции, и запретил нам прикасаться к воде и пище. Он добавил, что по-прежнему намеревается попросить помощи во время радиосвязи. Это был полный бред, и я, как младший командир, стал яростно спорить с ним. Остальные были, конечно, на моей стороне. Я полагал, что с целью выживания можно использовать все доступные средства, и если Господь Бог послал тебе пару бутылок воды и несколько сардин, то почему бы не употребить их? Мерсье в конце концов спустился с облаков на землю и сдался. Мы набросились на воду и еду. Ощущение голода после еды немедленно вернулось, но благодаря воде мы воспрянули не только физически, но и духовно.
Когда мы вышли на связь с центром, там страшно удивились тому, что мы еще держимся, хотя накануне жаловались на отсутствие воды. Они увидят в этом подтверждение теории выживания на морской воде.
В полдень мы выкинули белый флаг, через два часа прилетел вертолет и снял нас с острова. Заправляясь в лагере нормальной горячей пищей, мы испытывали непередаваемые ощущения. Сразу же после этого у всех начались колики в желудке. А вечером я получил рождественскую корзину от Фрэнсиса Видрингтона, в которую он запихал половину съестных припасов «Фортнума и Мейсона». И надо же, чтобы она пришла именно сегодня!